Места заключения
Вводная статья
1-я Московская центральная тюремная больница
Бутырская тюрьма
Краснопресненская пересыльная тюрьма
Лефортовская тюрьма
Лубянка, 2
МЧК / УНКВД Москвы и Московской области / Тюрьма московского областного управления НКВД
Новинская женская тюрьма
Сокольническая тюрьма / Матросская Тишина
Сретенская тюрьма и Знаменский лагерь
Сухановская особорежимная тюрьма
Таганская тюрьма
Тюрьма и расстрельное помещение ВЧК-НКВД в Варсонофьевском
Сокольническая тюрьма / Матросская Тишина

Объекты на карте:

Сокольническая тюрьма («Матросская тишина»)

Сокольническая тюрьма / Матросская Тишина

Адрес: Москва, ул. Матросская Тишина, д. 18, СИЗО № 1 (нумерация домов изменена: ранее — д. 12)

Одно из старейших мест заключения Москвы многократно меняло свои названия и обличья (исправительная тюрьма, реформаторий, тюрьма, исправтруддом, колония и снова тюрьма), и потому за ней закрепилось обиходное название: Матросская Тишина — по улице, на которой она находится. Сегодня это СИЗО № 1 Москвы.

Здание Матросской Тишины сегодня. Тюремный корпус. Фото: moscowwalks.ru

Здание Матросской Тишины сегодня. Тюремный корпус. Фото:

Первые годы

Еще в 1770-е годы по этому адресу был организован смирительный дом для «предерзостных». В 1870 году он был переделан в Московскую исправительную тюрьму. По непроверенным сведениям из внутренних источников СИЗО № 1 (именно так называется эта тюрьма сегодня), сразу после революции, в 1918 году, тюремные корпуса были отведены под реформаторий для несовершеннолетних правонарушителей. Это был первый подобный реформаторий в Советской России, однако действовал он недолго. На смену несовершеннолетним пришли новые заключенные, уже совершеннолетние мужчины (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 10. Д. 17. Л. 16), и тюрьма, открытая 1 ноября 1919 года (ГАРФ. Ф. Р4085. Оп. 11. Д. 134. Л. 4), получила название Московской Сокольнической следственной тюрьмы, а уже в 1923 году переименована в Сокольнический исправтруддом. Тюрьма, а затем и исправтруддом (далее — ИТД) находились в ведении ГУМЗ — Государственного управления мест заключения.

План городских участков 1917 г. Исправительная тюрьма (под номером 209) располагается между улицей Матросская Тишина и Матросской набережной Яузы. Фото: etomesto.ru

План городских участков 1917 г. Исправительная тюрьма (под номером 209) располагается между улицей Матросская Тишина и Матросской набережной Яузы. Фото: 

Церковь, мастерские, корпуса и другие постройки

На территории ИТД располагались многочисленные здания и постройки. Назначения построек и корпусов часто менялись.

Строились и новые фабричные здания. На стройку свозили и разбивали в щебень могильные плиты и памятники с соседнего кладбища.

Д. Л. Арманд, заключенный в 1927–1929 годах

Самый старый, сохранившийся до советского периода двухэтажный корпус был построен около 1787 года. На втором этаже располагалась церковь (отдельно стоящая тюремная церковь Всех Скорбящих Радость существовала еще раньше, она была освящена в 1850 году, но к 1920-м годам ее, по всей видимости, уже не было). Несмотря на многочисленные просьбы прихожан (395 подписей на прошении от октября 1920 года занимают несколько страниц) оставить возможность посещать богослужения на территории ИТД, храм закрыли, а затем и вовсе упразднили, переделав во временную мастерскую:

<…> Отделом отклоняется, т. к. карательный отдел признает нежелательным существование церкви, которая бы посещалась лицами, живущими вне церковной ограды. Предложите членам этой церковной общины приписаться к какой-либо другой церкви, а помещение тюремной церкви необходимо приспособить для культурно-просветительских надобностей Сокольнической следственной тюрьмы.

Поначалу на том же этаже находились одиночные камеры и квартира начальника тюрьмы, но не позднее 1923–1925 гг. ее переоборудовали под тюремную канцелярию. На первом этаже находилось главное производство Сокольнического ИТД: завод «Геркулес и толокно», или просто «Геркулес», продукцией которого была, по воспоминаниям Давида Арманда, завалена в 1920-е годы вся Москва. Здесь же была комната свиданий.

В 1923–1925 годах 16 камер оставили для содержания заключенных, отбывающих срок лишения свободы в изоляторах специального назначения и в порядке дисциплинарных взысканий, а остальные камеры также переоборудованы под мастерские. Кроме того, на территории ИТД находились кузница, административный корпус, конюшни и сараи, различные складские помещения. Охранялся ИТД с 35 внутренних постов и 2 наружных. Еще на 5 стояли красноармейцы.

Главный корпус построили еще до революции, в 1912–1913 годах специально для содержания заключенных: пятиэтажное кирпичное здание с железной кровлей. В его полуподвальном помещении еще 3 камеры были отведены для сапожной мастерской, продовольственной лавки и библиотеки-читальни. Всего в ИТД в 1923–1925 годах было 40 общих камер.

Второй корпус — двухэтажный, построенный также в 1913 году, в нем находилось помещение для мастерских, котельной, бани, прачечной, комнаты для «культурно-просветительских нужд». На территории существовал также и небольшой одноэтажный деревянный флигель.

В какой-то, по всей видимости, недолгий, период начала 1920-х в тюрьме (или уже в ИТД? — А. М.)содержались женщины-заключенные, и тогда этот флигель служил им столовой. После перевода женщин в Новинский исправдом во флигеле открыли ящичную мастерскую, затем — кожевенный завод, оранжерею для цветоводства. (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 10. Д. 17. Л. 40–42) Из сметы на строительные работы от 27.11.1923 известно, что на территории ИТД находились: деревянный сруб для караульной роты конвойного полка (с печным отоплением, канализацией, водопроводом и электричеством); административные корпуса со службами (прачечная, ледник, конюшня); двухэтажный корпус для администрации тюрьмы; четырехэтажный с полуподвалом административный корпус для младших служащих; одиночный корпус для мастерских; тюремные помещения с центральным отоплением; дворовая канализация, подключенная к городской магистрали; внутренняя электрическая сигнализация и телефон. Двор зданий администрации был окружен легким и глухим заборами.  (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 3. Д. 50. Л. 5.)

Имеется также и более подробное описание Сокольнической тюрьмы, сделанное по следам ревизии в марте 1920 года, то есть тремя годами ранее:

<…> Общий 5-этажный корпус с камерами, на 18 заключенных, в которых находится до 24 ввиду перегруженности тюрьмы, камер 40, но работают лишь 30 из-за нехватки отопления. 6 карцеров темных и 6 светлых, баня пропускной способностью единовременно 20–30 человек, кухня с 4 механическими паровыми котлами, прачечная, гладильная и кладовая для белья, сапожная и картузная мастерская, портновская мастерская, организованная 20 марта кузница, котельная. Работу производят заключенные для нужд тюрьмы. Отдельный корпус имеет 32 одиночные камеры, столярные, слесарные мастерские. Помещение протезной мастерской, которое в настоящее время не функционирует ввиду неимения мастера. Механическая, слесарная, которая сдана в аренду контрагенту от ВСНХ тов. Со[а]вельеву для изготовления военных двуколок не работает, ввиду того, что он, по словам т. Мищенко, сидит в Бутырской тюрьме. Кузница каменная тоже сдана в аренду ВСНХ, крыша которой обвалилась ввиду неуборки своевременно снега. Сарай деревянный с телегами и материалами для столярной мастерской — сведения о кол-ве материалов не имеется. Контора, амбулатория, комната свиданий и передач, цейхауз и склад металлов находится в 1 и 2 этажах, склад для продуктов находится при кухне, при тюрьме имеется церковь. Два корпуса для служащих с конюшнями и погребами и прочими постройками. Деревянный особняк, занятый конвойной командой, имеется большая площадь под огород, одна теплица и парники для выгона рассады.
Распределительная комиссия находится при карательном отделе, в котором находятся все заключения о порядке содержания заключенных.

Пятиэтажный корпус во внутреннем дворе тюрьмы. Кадр из фильма «Путевка в жизнь». 1929–1931. Фото: pastvu.com

Пятиэтажный корпус во внутреннем дворе тюрьмы. Кадр из фильма «Путевка в жизнь».
1929–1931. Фото: 

Сельскохозяйственные колонии

Кроме зданий на улице Матросская Тишина, в ведомство Сокольнического ИТД входили распространенные в то время сельскохозяйственные колонии. С мая 1924 года в ведение ИТД переходят Скобеево-Воробьево (ст. Гривно М.-Курской железной дороги, Подольский уезд: с 1930-х и до сих пор — дом отдыха «Лесные поляны») (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 3. Д. 121. Л. 15, 34) и Крюково (по неуточненным данным, колония просуществовала долго в качестве колонии общего режима, в ней содержалось до 2000 человек, и во время Великой Отечественной войны она выполняла военные заказы. Сейчас на ее месте находится СИЗО № 12 УФСИН по Московской области — Зеленоград, ул. Панфилова, 21), однако чуть ранее, в апреле 1924 года, Крюковская колония была выделена в «самостоятельное место заключения». (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 2. Д. 101. Л. 10 об.) Что подразумевается под «самостоятельностью», в данном случае не совсем ясно.

О сельскохозяйственной колонии Скобеево-Воробьево в усадьбе Воробьево пишет краевед Александр Дудин:

Организованный на бывших помещичьих землях совхоз «Скобеево-Воробьево» был передан в аренду Московско-Сокольническомуисправительно-трудовому дому. 24 сентября 1924 года на очередном заседании Шебанцевского ВИКа рассматривалось заявление Московско-Сокольнического исправтруддома Скобеево-Воробьево об освобождении здания воробьевской церкви от находящейся в ней церковной утвари для устройства в ней амбулатории. Местная власть постановила: «Просить Подольский УИК о высылке комиссии по освобождению церкви от церковной утвари, так как церковь при означенном бывшем совхозе не используется, является домовой церковью бывших помещиков». Скорее всего, в бывшем господском доме поселили беспризорных детей, которых перевоспитывали трудом на принадлежащих совхозу землях.

Дудин А. История усадьбы Воробьево

Согласно приказу № 66 по ГУМЗР от 22.05.1923 года, в ведомство Сокольнического ИТД переданы также сельхозколонии Лианозовская и Асташево, ранее относящиеся к Лефортовской тюрьме(ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 3. Д. 49. Л. 32) С 1926 года иногда упоминается единая Лианозово-Крюковская сельхозколония Савеловской ветки Северной ж. д. (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 4. Д. 136. Л. 49)

Описание колонии Крюково мы находим в книге Елены Кербер «Как Советская Россия борется с преступностью», изданной в Москве в 1933 году (с предисловием Н. В. Крыленко). Разумеется, доверия подобные издания того времени не вызывают, но нейтральные факты вполне достоверны. Автора поражает сам факт нахождения колонии непосредственно возле железной дороги, а также малое количество надзирателей. Она пишет:

Мы обходим завод. Это самый обыкновенный кирпичный завод. Люди работают над прессовкой, над формовкой, у печи, за погрузкой. Почти 1200 рабочих, и никто не надзирает за ними. Обжигать кирпич в жаркое время года — дело нелегкое. Лишенным свободы в сельскохозяйственных колониях гораздо лучше. Полевые работы никогда не бывают однообразны, каждое время года предъявляет требование на другие виды работ. Там пашут, боронят, сеют, затем наступает время сенокоса, убирают хлеба, копают картофель, ухаживают за скотом, работают в лесу. Здесь же день за днем одни кирпичи да кирпичи. «Разве это справедливо, что одна колония может столь бесконечно разнообразить работу по сравнению с другой?» — спрашиваю я начальника. Он смотрит на меня с удивлением: «Работы не могут везде быть одинаковы. Эта работа важна, и лишенные свободы приносят много пользы, — но не всегда было так. Вначале, девять лет тому назад (т. е. в 1923–1924 годах, когда Крюково точно находилось в ведении Сокольнического ИТД; была ли колония связана с Матросской Тишиной в 1930-е годы, мы не знаем. — А. М.), нам было трудно. Приходилось наполовину пользоваться трудом свободных рабочих, для того чтобы они подавали пример не особенно расположенным к труду лишенным свободы. Тогда нам нужны были 60 надзирателей, теперь мы обходимся двенадцатью, а в 1933 году мы надеемся сократить число их до четырех».

Кербер Е. Как Советская Россия борется с преступностью

Основным «профилем» Крюковской колонии было «производство — кирпичный завод <…>. Подсобные предприятия: слесарная, токарная, столярная и кузнечная мастерские. Хозяйственные мастерские — портновская и сапожная <…> пущена в ход типография. Приступили к оборудованию лесопильного завода <…> в сентябре 1925 года». (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 10. Д. 17. Л. 161 об.)

Торговля: «Геркулес», мыло и фотобумага

В ведении Сокольнического ИТД находился мыловаренный завод в Петровском парке (вероятно, имеется в виду еще дореволюционный «Мыловаренный и химический завод под фирмою „Польза“ близ Петровскаго парка». Токмаков. СС. 67–68 и 85), и магазин готовых «фирменных» изделий на Тверской, 38.

Возможно, что, кроме «Геркулеса» и толокна (сохранилась реклама упаковки с силачом, фигура которого расположена между советским и американским флагами: каша «Геркулес» была относительно нова, и ее рецепт и «бренд» были импортированы из Америки), в магазине на Тверской торговали и прочей продукцией Сокольнического ИТД:

Часть мастерских, а именно, завод «Геркулес», слесарно-механический цех, картонажные мастерские продают свою продукцию на рынок, причем от продажи слесарно-механических изделий недавно открыт свой магазин на Тверской ул.

Также существовал и магазин или лавка при самом ИТД:

Около входной двери в тюрьму, с левой стороны, перпендикулярно к дому находилась длинная палатка с большим прилавком, за ним полки с готовой продукцией мастерских тюрьмы. Правой стены у палатки не было. Дорожка в исправдом шла под навесом, вдоль ее прилавка. Торговали в палатке те заключенные, которые хорошо себя зарекомендовали. Примерно через месяц мой отец (священник Сергей Фрязин, сидевший в ИТД в 1922–1923 годах — А. М.) и его друзья тоже стали по очереди там торговать. Тут мы его навещали. Разница между тюрьмой («Бутыркой», «Таганкой» и Лефортовым) была очевидная и резкая.

Однако годом позже в этом магазине, за исключением небольшого количества фотоматериалов, товаров почти не было. (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 3. Д. 121. Л. 39))

В документах 1925 года содержится просьба к начальнику административного отдела Моссовета о предоставлении Сокольническому ИТД помещения по ул. Садовая-Каретная, 5/35 (38?), однако мы не знаем, была ли эта просьба удовлетворена и в каких целях планировали использовать это помещение; также шла речь о расширении территории ИТД за счет передачи ему Государственной кондитерской фабрики по адресу: ул. Стромынка, 14, то есть фактически примыкающей к территории ИТД. (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 3. Д. 121. Л. 2, 53))

Реклама «Геркулеса». Аббревиатура СИД в верхнем правом углу означает: Сокольнический исправительно-трудовой дом. 1923. Фото: https://www.facebook.com/ivan.m.timofeev

Реклама «Геркулеса». Аббревиатура СИД в верхнем правом углу означает: Сокольнический исправительно-трудовой дом. 1923. Фото:

Один день заключенного

Из регулярных отчетов о проверке Сокольнического ИТД мы можем, с известными оговорками, примерно представить жизнь заключенных в 1920-е годы.

Подъем заключенных производится в 6 ч. утра по звонку. С 6 ч. 30 м. до 7 ч. — утренняя поверка заключенных. До 7 ч. 50 м. заключенные пьют чай. <…> В 9 ч. вечера производится вечерняя поверка, после которой всякое нарушение тишины (крики, пение и т. д.) безусловно воспрещается.

Есть и более подробный распорядок 1920 года:

Распорядок дня: поверка в 6 утра и 8 вечера, в 8 утра оправка и чай, с 8 до 12 дня на работу, 12–2 дня обед, 2–5 работа, 6–8 ужин. Прогулками пользуются все заключенные, без дел и с пропавшими делами заключенных не имеется.

Большинство заключенных были заняты в разнообразных мастерских ИТД, их было великое множество: от фотопластиночной до кроватно-слесарно-механической, от ящичной до кнопочной, от ткацко-вязальной до игрушечной. (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 3. Д. 121. Л. 77)

Выдача книг заключенным в библиотеке Сокольнического исправительного дома в Москве. 1920-е. Источник: РГАКФД

Кроме будней, у заключенных случался и досуг: в Сокольническом ИТД 1920-х годов проходила своя культурная жизнь, включавшая не только формальные «культурно-воспитательные» мероприятия, но и концерты вольных артистов.

В Матросской Тишине тех лет во втором этаже было нечто вроде клуба со зрительным залом. Там показывали фильмы и устраивали незамысловатые концерты самодеятельности. В одной из комнат клуба можно было поиграть в шашки и в шахматы. Мой отец и его друзья проводили там турниры — разумеется, в вечерние часы <…> кроме того, с разрешения дирекции он собрал самодеятельный хор из заключенных, развлекая обитателей и администрацию дома. Пели классические хоры, русские и украинские народные песни, но никогда не исполняли революционных. <…> Среди них (певчих братства св. Параскевы, хора, организованного Фрязиным до заключения. — А. М.) оказались хорошие, профессиональные певцы, в данное время нигде не работающие. Например, жена солиста Большого театра тенора С. Н. Стрельцова, Мария Николаевна. <…> Помню хорошее меццо-сопрано Александры Павловны Добровой, вдовы крупного заводчика. Периодически пел у отца в хоре Вячеслав Владимирович Снегирев, хорист Большого театра, обладавший мощным басом. <…> Доведя хор до профессионального уровня, отец пригласил платного регента Сергея Михайловича Кучина <…> это было за несколько месяцев до последней «посадки» отца. Вот этот-то коллектив, во главе с С. М. Кучиным, подготовил программу из хоров некоторых опер и русских народных песен. Моя мама тоже пела в хоре <…> моя тетка по отцу <…>. Близкий друг семьи Покровских <…>. Вот такой группой мы (я в качестве «бесплатного приложения») провели концерт в Сокольническом исправдоме. Папа тоже выступал со своим хором, и мы радостно с ним общались за кулисами. Концерт прошел очень весело и интересно. А моя тетя Шура настолько пленила Степана Ивановича (Рогова, начальника ИТД. — А. М.), что после концерта он проводил ее пешком до дома в селе Богородском за Сокольниками.

Неаполитанская В. С.

При ИТД работала школа (ликбез), два раза в неделю проводился политкружок, марксистский кружок (чем он отличался от политического, неизвестно), в распоряжении ИТД был и свой киноаппарат. В целом же, судя по всему, большая часть этих мероприятий и кружков существовала лишь «для галочки», или же в них была занята крайне незначительная часть заключенных. В 1920-е годы (по крайней мере, в 1926 году) заключенные ИТД выпускали стенгазету «Наш путь». Также любопытно отметить существование «альбома татуировок» Сокольнического ИТД, переданного, наряду с альбомами песен «Что поют заключенные», Институту по изучению преступности и преступника НКВД в 1926 году (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 4. Д. 136. Л. 57, 59).

Заключенные: условия жизни и работа

В Сокольническом ИТД, по данным на 1923 год, содержались заключенные, приговоренные к лишению свободы со строгой изоляцией на срок до трех лет и без строгой — на срок не менее пяти месяцев (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 3. Д. 47. Л. 8).

Всего заключенных Сокольнического ИТД на 1923 год — 1160 человек(ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 3. Д. 49. Л. 50). Эти цифры не до конца понятны, учитывая аналогичную статистику следующего года:

Штатное число мест заключенных на 1 октября 1924 года считалось 575, но затем в течение года по мере переполнения пришлось занять нежилые помещения одиночного корпуса и увеличить число штатных мест в камерах за счет уплотнения и, таким образом, к 1 октября 1925 года штатное число заключенных определено ГУМЗ в 650. В течение года в зимние месяцы количество заключенных, размещенных в 40 общих камерах, доходило до 23 человек на камеру, рассчитанную на 18 человек, т. е. нагрузка была свыше 20 %, а общее количество заключенных доходило до 850 человек и снижалось в летние месяцы до 500 человек. Среднее годовое количество — 673 человека. Причины переполнения отчасти происходили потому, что в него вливались заключенные как из Бутырской тюрьмы, Лефортовского изолятора, Таганского домзака, так и из провинциальных мест заключения и городских ардомов. Единственным способом разрешения проблемы увеличения количества заключенных была отправка в колонии: Скобеево-Воробьево, Лианозово и Крюково, начавшаяся 5 марта и продолжавшаяся до 1 августа (1924 года). Этим путем было перекинуто за указанный период до 350 человек. Всего за отчетный период выбыло из ИТД по разным причинам 2574 человека.
По своему положению заключенные Сокольнического ИТД в 1924 году:
— землеробы — 24,82 %;
— рабочие — 37,97 %;
— служащие — 26,46 %;
— военнослужащие — 6,45 %.
Из них было: членов РКПб и членов РКСМ — 4,80 % и беспартийных 95,20 %.

Распределение заключенных: на 5 этаже срочные, на 4 следственные, на 3 — отбывающие карантин, больные помещаются в тех же этажах, но в отдельных камерах (приложен акт). По возрастам заключенные не распределены, отделены только хулиганы и преступники, которые находятся в общем коридоре, но в отдельных камерах за № 2, 3, 4 (5 этаж), больные разделяются на тифозных и подозрительных, которые находятся в разных камерах. Режим одинаков для всех заключенных. Свободой передвижения в пределах тюрьмы пользуются заключенные, подающие надежду на исправление. Число таковых на 20 марта было 30 человек. Карцера не применяются ввиду их отмены по новому положению, провинившиеся лишаются свиданий и передач. Заключенные поступают при сопроводительной бумаге из Бутырской тюрьмы и освобождаются при получении бумаги о их освобождении — задержек в освобождении не было. Заключенные получают деньги за работу и извне, которые заносятся на их лицевые счета и расходуются ими, главным образом, на папиросы. Отпуски получаются из распределительной комиссии и в экстренных случаях отпускаются комендантом тюрьмы сроком до 7 дней (болезни и смерти близких). С 1 февраля по 20 марта пользовались отпуском приблиз. 4–5 человек. Ведомость не ведется…

Повседневная жизнь как заключенных, так и сотрудников ИТД, судя по всему, было чередой бытовых неурядиц и общей разлаженности. Вспоминает Д. Л. Арманд:

Производственное неустройство и бедность были поразительны. Сплошь и рядом нельзя было достать керосина, чтобы полить машину, каплю кислоты для пайки, кусок фанеры для ограждения. В инструменталке не было самого необходимого: ни отверток, ни кусачек. Когда мне надо было сделать в моторном отделении переносную лампу, я не мог достать вилки. Вырезав деревянную форму, я вложил два гвоздя в качестве штекеров и залил серой. Нельзя сказать, чтобы вилка вышла неогнеопасная, но я остался очень доволен своей изобретательностью и мастерством.

Арманд Д. Л.

В целом порядки в Сокольническом ИТД были относительно либеральные, как в сравнении с другими тюрьмами, так и в сравнении с более поздним временем. На протяжении 1920-х годов ощутимо «закручивались гайки». Материалы ревизии Сокольнической следственной тюрьмы за подписью руководителя обследования Франца Матисовича Полиса в марте 1920 года ретроспективно кажутся торжеством гуманизма.

К результатам личного опроса самих заключенных:
При опросе, который был довольно тщательный, выяснилось, что около 75 % можно по тем или другим соображениям освободить из тюрьмы.
1 категория — мастеровые-металлисты, отправить на работы по улучшению транспорта (32 анкеты);
2 категория — дезертиры, просящие сами при первых же словах отправить их на фронт, и я вполне уверен, что свою вину они уже достаточно искупили и поэтому будут хорошими защитниками Советской России в борьбе ея с ея врагами (144 анкеты);
3 категория — предлагаю освободить до разбора их дел, взяв с них подписку о явке в суд, так как эти лица ни в коем случае не могут повредить советскому правительству во время их нахождения на свободе (137 анкет);
4 категорию предлагаю освободить совсем и дело против них прекратить, так как все эти лица уже в достаточной мере наказаны (51 анкета);
5 категория — оставить в тюрьме с или без изменения срока (131 анкета).

Существуют и весьма удивительные свидетельства об условиях содержания заключенных «церковников» в 1922–1923 годах. Об этом пишет дочь священника Сергея Фрязина Валентина Неаполитанская. Фактически на протяжении полутора лет заключенные священники жили религиозно-общинной жизнью, и начальство вполне этому способствовало.

Через неделю состоялось заселение первой камеры. В центре ее была сложена плита для приготовления пищи. Рядом — большой обеденный стол. Жить решили коммуной. Установили очередь на уборку и на стряпню. Приносимые всем продукты поступали на общий стол. В правом углу камеры, помимо повешенных икон, начальство разрешило поставить небольшой шифоньер, покрытый скатертью, для проведения богослужений, которые все священники проводили по очереди. Вскоре прибыла еще партия церковников, разместившаяся в соседней камере, присоединившаяся к укладу жизни соседей. Молились утром и вечером все вместе. Справляли праздники, соблюдали посты. Днем ходили в мастерские при тюрьме и работали.

Неаполитанская В. С.

При этом, конечно, даже в официальных отчетах постоянно встречаются свидетельства о коррупции, антисанитарии и скудном питании:

Так, 23 марта (1920 года), за неимением продуктов на второе, обед состоял всего из горохового супа, который был сварен настолько жидко, что в буквальном смысле слова этот суп можно было употребить вместо чая. Мясо в этот день заключенные получили в следующем размере: ¼ фунта на 14 человек. Принять меры, так как почти все заключенные имеют очень изнуренный вид. В лучших условиях находятся только те заключенные, которые имеют возможность пищу подкрепить или собственными средствами, или помощью родственников и знакомых. Больные питаются удовлетворительно, но большим упущением является то обстоятельство, что больные почти совсем не изолируются от здоровых. В третьем этаже две камеры заняты больными тифом и другими заразными болезнями — в этом же коридоре находятся 8 камер со здоровыми <…> что безусловно грозит заболеваниями всем заключенным в этом коридоре, числом около 200 человек. Об том составлен акт.

С питанием в те годы было плохо и на свободе, а тем более — в заключении.
Заместитель его (начальника Рогова. — А. М.), красивый молодой блондин, которого очень любили обитатели 4-го этажа, т. е. уголовники, развлекался тем, что ходил по территории лагеря с наганом и стрелял галок, ворон и чудом уцелевших голубей. Свои трофеи он отправлял на 4-й этаж для подсобного питания его жителей. В исправдоме была какая-то столовая, но кормили там настолько плохо, что все заключенные питались главным образом тем, что приносили родные и друзья. В камерах были сложены печки для приготовления пищи.

Неаполитанская В. С.

Что же до работы, то в 1920 году ревизия отмечала, что «труд не является основным элементом быта заключенных, ввиду быстрой смены заключенных. В момент ревизии внешних работ не проводится, ввиду непоступления запросов работы производятся внутреннего характера. Работами всех мест заключения заведывает начальник Лефортовской тюрьмы, который и высылает требования на работы заключенных. В портняжной мастерской работали вместо 30 — 5, в сапожной вместо 20 — 6, в кузнечной вместо 10 — 6, в столярной вместо 30 — 4, кровельной работы 6, недостаточно заключенных специалистов, чем объясняется незаполнение мест в мастерской» (ГАРФ. Ф. Р4085. Оп. 11. Д. 134. Л. 4), однако этот «недочет» быстро устранялся, количество разнообразных мастерских росло на протяжении всего десятилетия, и уже в рапорте от 1 апреля 1925 года врач-инспектор Таубэ замечает, что «в настоящее время Сокольнический ИТД представляет собой главным образом фабрику» (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 3. Д. 193. Л. 44).

Сокольнический исправительный дом, заключенные за работой. Москва, 1926. Источник: РГАКФД

Штаты и схема рабочей части Сокольнического исправтруддома, 1925. Фото: ГАРФ, Ф. Р4042. Оп. 3. Д. 193. Л. 50​

Штаты и схема рабочей части Сокольнического исправтруддома, 1925. Фото: ГАРФ, Ф. Р4042. Оп. 3. Д. 193. Л. 50​

Условия санитарные и медицинские несколько улучшились по сравнению с самыми первыми послереволюционными годами (насколько, опять же, мы можем доверять документам).

В главном корпусе и в изоляционном отделении всего заключенных: 775 человек. В камерах сравнительно чисто и достаточно воздуха, который значительно выигрывает от того, что в камерах нет параш, заключенные спят по одному на кроватях и имеют постельные принадлежности. Все камеры круглые сутки открыты, прием и сдача заключенных производится не счетом, а по записи на доске, у надзирателей, кроме одного-двух, нет свистков <…>. Для организации больницы в отчетном году (1924–1925) было отведено Мосздравотделом помещение 43 кв. саж., которое приспособлено под больницу на 25 кроватей. Есть зубоврачебный кабинет. Баня предоставляется еженедельно всем заключенным, работающим на грязных работах. Средняя посещаемость пользующихся еженедельной баней 300 человек. А всем без исключения заключенным баня предоставляется 2 раза в месяц с выдачей чистого белья и мыла.

Надо отметить, что ситуация с баней менялась к лучшему. Ведь в начале существования тюрьмы — в 1920 году — баня не работала с 6 января по 20 марта из-за нехватки дров. Можно только представить, какой была жизнь заключенных в эти месяцы, особенно учитывая условия в камерах:

Помещение не вентилируется, вентиляторы заклеены заключенными, атмосфера в камерах тяжелая, мер не принимается. Все заключенные не имеют койки, в 3 этаже отбывают коронтин (так! — А. М.), при случаях заболеваемости помещение окуривается серой и производится дезинфекция.

Шесть лет спустя карантин подробно описывает Д. Л. Арманд:

Надзиратель провел меня по сырому и мрачному коридору, тошнотворно пропахшему карболкой, отпер камеру и, сказав на прощанье: «Будешь сидеть в карантине», ушел, оставив меня наконец одного. Камера была непомерно большая. Судя по числу коек, поднятых на день, привинченных к угольникам, шедшим вдоль двух стен, помещение было рассчитано на 12 чел. В конце было широкое окно с решеткой, нижней частью выходившее в бункер, но позволявшее наверху видеть ноги проходивших мимо. Длинный дощатый стол с нарисованной на нем шашечной доской, посередине две лавки, медный чайник, деревянная ложка и алюминиевая миска, параша в углу да волчок в двери завершали убранство карантина.

Арманд Д. Л.

К концу десятилетия, согласно акту обследования ИТД, произведенного помощниками прокурора Пумпур-Андреевым и Муриным с 4 по 8 сентября 1928 года (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 10. Д. 78. Л. 292–300), санитарная ситуация была более благоприятная, но общее состояние Сокольнического ИД было оценено как неудовлетворительное: «Все камеры содержатся открытыми, запирается лишь дверь коридора, ведущая на входную лестницу. Но и последняя ничуть не может препятствовать свободному передвижению заключенных по своему усмотрению из камеры в камеру и между этажами. Дежурный надзиратель коридора по требованию заключенного отпирает дверь и пропускает в коридор <…> бросается в глаза РАСПУЩЕННОСТЬ, НЕДИСЦИПЛИНИРОВАННОСТЬ ЗАКЛЮЧЕННЫХ» (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 10. Д. 78. Л. 293).

Заключенные в Сокольническом ИТД были заняты на различных работах и в мастерских:

1) кроватно-механическая, деревообделочная, портновская, картонажная, ткацкая, красильная и фабрика фотопластинок «Геркулес» — на них в 1928 году было занято 520–550 человек;
2) ремонтно-хозяйственная — 65–85 человек;
3) внутреннее самообслуживание — 16 человек.
В общей и отдельных производственных канцеляриях работали 33 человека, причем, как отмечено в уже упомянутом акте обследования, 67 % от общего количества занятых в канцелярии заключенных — растратчики и взяточники.

Тем не менее, Сокольнический ИТД, видимо, было не стыдно показать гостям: иностранцы тогда нередко приезжали «знакомиться» с советскими тюрьмами. «По случаю каких-то торжеств в Москве было много иностранцев. Их водили везде и, когда они высказывали желание познакомиться с нашими тюрьмами, их приводили в Сокольнический исправдом, который, очевидно, считался образцовым и наименее „впечатляющим“» (Д. Л. Арманд). Например, как следует из книги записей, Сокольнический ИТД 31 августа 1927 года, действительно, посещали «вице-президент г. Берлина, судья г. Гамбурга Георг Ленц, член Германской коммунистической партии, инженер — Жанна Львовна Лемкен, Вердилои Танстеро, японские корреспонденты и другие иностранцы» (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 10. Д. 53. Л. 34).

Руководство 1920-х

В целом 1920-е годы были временем, еще «не устоявшимся» в организационном смысле; например, для этого периода характерна достаточно частая смена начальства. Начальниками тюрьмы и ИТД в разное время были:

Кондрат(ьев) — не позднее октября 1920 года; (ГАРФ. Ф. 7420. Оп. 2. Д. 14. Л. 14)

Мищенко Андрей Яковлевич — 1.11.1919–22.11.1920; (ГАРФ. Ф Р4085. Оп. 11. Д. 134. Л. 2 и Ф. Р7420. Оп. 2. Д. 14. Л. 17)

Лебедев — 5.1.1921; (ГАРФ. Ф. Р7420. Оп. 2. Д. 14. Л. 17)

Рогов Степан Иванович — не позднее 5.1922 — после 11.1923; (архив общества «Мемориал». Ф. 2. Оп. 3. Д. 39. Л. 15)

Тихомиров В. Г. — с 22.05.1923 года (до этого — начальник Лефортовской тюрьмы) (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 3. Д. 547), а также, вероятно, он или его однофамилец был начальником до января 1921 года; (ГАРФ. Ф. Р7420. Оп. 2. Д. 14. Л. 17)

Ро(к)оновер (нрзб) — не позднее 20.9.1926 года; (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 4. Д. 136. Л. 28)

Гуськов — в ноябре 1928 года упоминается как бывший начальник ИД, а Можаев — как действующий; (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 10. Д. 78. Л. 65)

Кипс (по другим сведениям — Кийс) (член ВКПб) — с 22.8.1928 года. (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 10. Д. 78. Л. 292)

Об одном из них — С. И. Рогове — вспоминает Валентина Сергеевна Неаполитанская, в связи с заключением в Сокольническом ИТД ее отца — священника С. Фрязина, обвиненного на т. н. процессе 54-х церковников в 1922 году:

Начальником Сокольнического исправдома в то время был некий Степан Иванович Рогов, человек лет 45–50. <…> «Церковников» на первых порах расселили по разным камерам, однако Рогов вызвал к себе моего отца и сказал ему: «Сейчас на 3-м этаже заканчивается ремонт двух камер на десять человек каждая. Составьте списки — кого вы туда возьмете. Я собираюсь вас всех, церковников, поселить там». Отец выяснил, что пока в Сокольнический исправдом прибыли восемь человек участников процесса 54-х, которые с готовностью согласились соединиться в одну из камер. <…> Так и жила эта добровольная коммуна из двадцати человек, заключенная в двух камерах. <…> Как-то зимой 1923 года одному из членов Братства Святой Параскевы-Пятницы, организованного отцом в начале 1919 года, пришла в голову счастливая мысль подготовить концерт и поехать с ним в исправдом. Дирекция дома в лице Степана Ивановича отнеслась к этой идее положительно. <…> Приближались ноябрьские праздники 1923 года. В газетах появились сообщения об амнистиях. Выходило, что участники процесса 54-х под нее подпадали. <…> После ухода последнего (сокамерника. — А. М.) отец остался в камере совсем один. <…> Через несколько дней Степан Иванович вызвал отца к себе в кабинет и радостно сообщил: «Ну, Сергей Иванович, черт возьми, слава Богу! На вас пришел документ!». Простились тепло, с рукопожатием. <…> Чтобы покончить с рассказом о Матросской Тишине, вспоминаю, будто бы до нас дошел слух, что Степан Иванович Рогов жестоко поплатился за свой гуманизм. Говорят, его расстреляли.

Начальник Сокольнического исправдома провожает заключенных, вышедших на свободу по амнистии в 1927 г. Фото: Огонек. 1927. kommersant.ru

Начальник Сокольнического исправдома провожает заключенных, вышедших на свободу по амнистии в 1927 г. Фото: Огонек. 1927. 

Неизвестные 1930-е

В доступных документах ГАРФ практически нет свидетельств о Матросской Тишине в 1930-е и 1940-е годы. По всей видимости, основные документы этого периода до сих пор закрыты для исследователей и находятся в других архивах. Единственное косвенное свидетельство тех лет, обнаруженное на сегодняшний день — официальная переписка хозяйственного характера о поставках материалов и оборудования (о разбронировании из госрезерва хромового чепрака, 4 тонн дибутилфталата и отделочного трехвалового каландра) 1941–1944 годов. Из этих весьма скупых документов мы узнаем об очередном «перерождении» Матросской Тишины — теперь она называется Сокольническая исправительно-трудовая колония №1 ГУЛАГ НКВД (ГАРФ. Ф. Р5446. Оп. 46а. Д. 4334. Л. 16), или иначе — Московская промколония НКВД № 1. (ГАРФ. Ф. Р5446. Оп. 25а. Д. 7252. Л. 4) Основным и главным профилем колонии являлось производство технических кожизделий, а затем и изделий из кожзама (приводные ремни, «воротники и сальники» и т. д.) для нужд Красной армии, для оборонной, танковой и авиационной промышленности. (ГАРФ. Ф. Р5446. Оп. 43. Д. 3812. Л. 6–7) Просьбы о снабжении с 1941 года перемежаются с пожеланиями разгрузить завод за счет создания дублеров или вовсе освободить колонию от этого производства, так как оно «расположено в шестиэтажном корпусе коридорно-камерной системы (бывшая тюрьма)», а «помещение Сокольнической колонии использовать по прямому назначению — под тюрьму». (ГАРФ. Ф. Р5446. Оп. 25а. Д. 7252. Л. 7–11)

Вскользь и единственный раз упомянуты 1930-е годы в рапорте за 5 февраля 1941 года: «Сокольническая исправительно-трудовая колония НКВД с 1935 года изготовляет кожтехнические изделия для заводов оборонной промышленности…». На самом деле в той или иной форме «кожевенный завод» или «фабрика приводных ремней» упоминаются еще в документах 1924–1925 годов. Сокольнического ИТД. (ГАРФ. Ф. Р4042. Оп. 3. Д. 121. Л. 54, 73) Таким образом, мы знаем, что находилось в Матросской Тишине в 1930-е годы, но, увы, не располагаем никакой информацией, помогающей достоверно восстановить жизнь и реальное положение колонии в то время.

Беглое упоминание Матросской Тишины 1938 года содержится также в хронологии ареста Константина Соболевского, хранящегося в архиве общества «Мемориал».

Война и послевоенные годы: колония и спецтюрьма

С 1941 года и до конца войны колония была частично эвакуирована в Кунгур, где распоряжением СНК СССР от 3 августа 1941 года № 5922-рс в городе Кунгуре на базе ИТК № 5 организовано предприятие-дублер Московской Сокольнической ИТК № 1 по производству кожтехизделий, в том числе и для танков (ГАРФ. Ф. Р5446. Оп. 44a. Д. 4976. Л. 41 и Шевырин), а частично оставалась по основному адресу.

Никаких документов, подтверждающих иногда встречающиеся в литературе сведения о том, что колония во время войны называлась Кожевнической, обнаружить не удалось.

По данным МВД, в 1946 году Сокольническая колония получила название: тюрьма № 14, с 1956 года — тюрьма, а затем СИЗО № 1. В 1949–1950 годах часть тюрьмы была переоборудована в специальную «партийную» тюрьму под личным патронажем Георгия Маленкова. (Энциклопедия МВД) В 1951 году некоторое время здесь содержался арестованный министр госбезопасности Виктор Абакумов.

В послевоенные годы в спецтюрьме содержались военнопленные и заключенные специалисты.

Из воспоминаний инженера:

Открывается дверь камеры, с коек поднимаются лежащие зк, и я узнаю, что это тюрьма Матросская Тишина и я в камере спецтюрьмы, где собраны специалисты разных профессий. Мне стало ясно, что изменение моего маршрута и всего тюремного бытия являются следствием разговоров начальника ОКСа ЛЭЗа о ГУЛАГе, и меня охватило чувство большой к нему благодарности.
Спецтюрьма была подчинена 4-муспецотделу МВД, который силами заключенных специалистов выполнял разные проектные, исследовательские и производственные работы по выпуску опытных образцов новой техники. Специалисты в соответствии с их профилем разбивались на группы, которые организовывались при соответствующих промышленных предприятиях и назывались у зк «шарашками».
В Матросской Тишине пробыл около месяца, тюремные условия были вполне удовлетворительные: спали на койках, окна большие, без козырьков, водили на прогулку, правда, не слишком регулярно, при выходе на воздух выдавали бушлаты, так как погода стояла холодная. Питание, к сожалению, было нормальное тюремное, голодноватое.
В конце января или в начале февраля вызвали из камеры меня и еще двоих с вещами, было ясно — опять на этап. В тюремном дворе выдали теплые пальто и посадили в грузовую машину с брезентовым верхом и бортами и открытым задним торцом. Вахтеров двое в гражданской одежде, ни собак, ни угроз, ни винтовок. <…> Вахтеры ведут себя корректно. Выехали из тюрьмы и движемся по Москве, по улицам, заполненным народом. <…> Какое-то странное ощущение полусвободы. Окончательно потрясло меня заявление вахтера, когда мы все сошли у Ярославского вокзала: «Будем идти как знакомые, разговаривая». Так и пошли по Каланчевке и платформе до переполненной электрички.

Видимо, специалисты содержались в Матросской Тишине до распределения в соответствующие их профилю конструкторские бюро.

***

Среди наиболее известных заключенных современной Матросской Тишины — члены ГКЧП, Михаил Ходорковский и погибший в ее стенах Сергей Магнитский.

Район Матросской Тишины в 1950 г. Фото: retromaps.ru

Район Матросской Тишины в 1950 г. Фото:

Воспоминания Давида Арманда
Д. Л. Арманд (1905–1976). Ученый, географ и писатель, заключенный Сокольнического исправтруддома в 1926–1927 гг. за отказ от военной службы. Фото: biodiversity.ru​

Д. Л. Арманд (1905–1976). Ученый, географ и писатель, заключенный Сокольнического исправтруддома в 1926–1927 гг. за отказ от военной службы. Фото:

Из автобиографии Давида Львовича Арманда «Путь теософа в Стране Советов: воспоминания» (из главы про Сокольнический ИТД):

Внутри «баркаса» — тюремной стены с вышками по сторонам и углам, правильным квадратом окружавшей двор, — помещались, кроме жилого, административного и клубного корпусов, еще многочисленные производственные постройки: ткацкая фабрика, кроватно-слесарная, фабрика фотопластинок, «Геркулес», производившая толокно, красильня, трикотажная, картонажная и так далее. Строились и новые фабричные здания. На стройку свозили и разбивали в щебень могильные плиты и памятники с соседнего кладбища.
На ткацкой стоял допотопный мотор с прямоугольным ярмом и парой полюсов на шесть сил. Он весил столько же, сколько трамвайный 35-сильный. Тем не менее, этот музейный экспонат вертел несколько десятков отчаянно стучавших «Нортропов». После конструирования кустарных станочков я их разглядывал с большим интересом. В кроватно-слесарной мастерской визжали ножовки, и десятки молотков били по железу. На фотофабрике царила тишина и благолепие, и привилегированные заключенные вроде моего афганца чинно макали стекла в эмульсию и расставляли их в прорези станочков для сушки.
Меня послали мотористом на «Геркулес». Он производил, как и следует из названия, кашу-геркулес, толокно и детскую муку для печенья «Нэстле». Фабрика работала в две смены. В ней было три цеха: поставной, просевной и сушильный. На поставах работал в каждую смену один человек, на россеве — один, в сушилке — два. Кроме того, в первую смену полагался моторист, во вторую — слесарь, который по совместительству следил за мотором. Кроме того, были вольные заведующий и его заместитель, а также патронируемый мастер. Патронируемый — значило отсидевший свой срок, живущий на воле, но находящийся под гласным надзором. Тюрьма его обеспечивала работой, но платила половинное жалованье и не проводила в профсоюз.
Несмотря на маленький объем производства толокна марки «Сид» (Сокольнический исправдом), этим продуктом была завалена вся Москва. До тюрьмы я его ел каждое утро, после тюрьмы — никогда. На этикетках написано, что толокно изготавливается из отборного овса под специальным надзором врача. Такового я за полгода работы ни разу не видел, но наблюдал кое-что другое. Овес, действительно, был отборный: его сортировали, и лучший сорт шел на геркулес, а отсевы мололи на толокно.
Я осмотрел фабрику. В сушильном отделе стояла сортировка, давилки, два запарочных чана и громадные сковороды с вращающимися ножами-мешалками. Когда я пришел впервые, в чанах сидели два голых мужика, толстый и тонкий, и с блаженством хлестали себя по лопаткам вениками. В заключение они в той же воде выстирали свои подштанники и портянки, потом мыльную воду сменили и засыпали овес, даже не ополоснувши чана. Видать, саннадзор был здесь поставлен, как говорится, «на большой».
Поставное отделение представляло собой полутемный сарай, до потолка заваленный мешками. На подмостках солидно гудели два стальных постава и крупорушка. Рослый красавец Миша ходил от одного к другому, засыпая овес в бункера, регулировал подачу и оттаскивал мешки с мукой и отрубями. Самый хитрый механизм представлял собой россев. Это был громадный шкаф, поваленный навзничь и подвешенный за четыре угла на карданных подвесах. Шатунно-кривошипный механизм заставлял его непрерывно трястись мелкой дрожью, при этом в его бесчисленных ящичках и ситечках перетекала мука, обсевки попадали в воронки и ловушки отдельно и разделялись на фракции: обсевки отдельно, крупная, мелкая мука — все отдельно. Россев был страшно капризен, и низенький толстенький Волобуев, по прозвищу Балогуев, постоянно его отлаживал и настраивал. С виду он был типичный мельник, и нельзя было понять, вечно он вымазан в муке или от роду так белобрыс.
Вся эта «музыка» сидела на одном трансмиссионном валу, проходившем через все цеха, и ответвляла от себя такое количество приводных ремней, что, когда они все вертелись, кружилась голова и рябило в глазах. Вся фабрика приводилась в движение одним мотором, хозяином и слугой которого был назначен я.
Работа на «Геркулесе» мне нравилась. Первым делом мне пришлось участвовать в установке нового мотора. Делали цементный постамент, укрепляли салазки, втаскивали мотор, выверяли. Операция была не из легких, если учесть, что «Васька» (так звали мотор) имел 57 сил и весил более двух тонн, а техника в нашем распоряжении значительно уступала той, которая применялась при строительстве пирамид. Мне не приходилось устанавливать моторы в институте, поэтому я относился к этим операциям с большим интересом.
Потом я перебрал пусковой реостат размером с чемодан, сделал новый щиток, установил ограждение на ремень, выкрасил в ядовито-зеленый цвет, почистил коллектор, притер щетки и работа пошла. «Васька» был ростом почти с меня и имел дурной нрав: где-то обмотка замыкалась на корпус, и при каждом прикосновении он «давал сдачи» — все-таки 220 вольт. В общем, после этого он не причинял мне хлопот, только слегка бил в подшипниках.
В остальном убранство моторного помещения состояло из верстака, подоконника и колченогой табуретки. Началась спокойная жизнь под мерное хлопанье приводного ремня, уходившего через дыру в стене в поставное отделение. Можно было и в рабочее время заниматься английским.
 

Анна Марголис
Синелобов К. С. Воспоминания // архив общества «Мемориал». Ф. 2. Оп. 2. Д. 79
Неаполитанская В. С. О процессе церковников в 1922 г. // архив общества «Мемориал». Ф. 2. Оп. 3. Д. 39. Л. 15–21
Вся Москва. 1929