Репрессированная наука
Вводная статья
Авиационный завод № 39 / ЦКБ-39
Анилтрест
Болшевская шарашка (г. Королев)
Бутырская тюрьма
ВИНИТИ
Военная коллегия Верховного суда / ОКБ в ЭКУ ОГПУ
Вольная академия духовной культуры
Вольная философская ассоциация / Московский государственный педагогический институт
Всесоюзная научная ассоциация востоковедения (ВНАВ)
Всесоюзный институт минерального сырья
Высшая аттестационная комиссия (ВАК)
Геологический институт АН
Гидрометеорологический комитет СССР
Гидрометцентр
Главное здание МГУ
Государственная академия художественных наук (ГАХН)
Государственный астрофизический институт (ГАФИ)
Государственный институт азота
Государственный электромашиностроительный институт им. Я. Ф. Каган-Шабшая
Дача П. Л. Капицы
Еврейский народный университет (1919–1922 гг)
Завод «Динамо»
Завод «Компрессор» / ОТБ-8
Завод «Красный богатырь»
Издательство Academia
Издательство «Иностранная литература»
Институт высшей нервной деятельности
Институт географии АН
Институт горючих ископаемых (ИГиРГИ)
Институт земного магнетизма и ионосферы АН
Институт им. Плеханова
Институт истории науки и техники АН / Институт этнографии АН
Институт конкретных социальных исследований (ИКСИ) АН
Институт красной профессуры
Институт Маркса – Энгельса – Ленина
Институт мирового хозяйства и мировой политики
Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО)
Институт повышения квалификации руководящих работников Министерства бытового обслуживания
Институт стали / Московский нефтяной институт
Институт теоретической и экспериментальной физики (ИТЭФ)
Институт физики земли
Институт физики и биофизики / Физический институт им. П. Н. Лебедева (ФИАН)
Институт физических проблем
Институт философии, литературы и истории (ИФЛИ)
Институт языкознания АН
Историко-архивный институт
Исторический факультет МГУ (1934–1970)
Квартира М. Н. Сперанского
Квартира Н. Н. Лузина
Квартира Натальи Кинд-Рожанской / Кибернетический семинар Александра Лернера
Квартира С. В. Бахрушина
Коммунистическая академия / Институт философии АН
Коммунистический университет им. Я. М. Свердлова / Высшая партийная школа (ВПШ)
Коммунистический университет национальных меньшинств Запада (КУНМЗ) им. Ю. Ю. Мархлевского
Коммунистический университет трудящихся Востока
Конъюнктурный институт Финансово-экономического бюро Наркомфина
Котельный завод им. Бари / ОТБ-11
Краснопресненская обсерватория МГУ (ГАИШ)
Кучинская шарашка
Лагеря МГУ на Ленинских горах, в Лужниках, Черемушках и Раменках
Марфинская шарашка
МГУ (корпуса на Моховой)
Микробиологический институт АН
МОГЭС / ОТБ-12
Московский институт востоковедения (1921–1924) / Институт востоковедения АН (1953–1977)
Московский институт востоковедения им. Н. Н. Нариманова
Московский полиграфический институт
Московский химико-технологический институт им. Менделеева (МХТИ)
Московское высшее техническое училище (МВТУ)
Наркомзем / Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук им. Ленина (ВАСХНИЛ)
Наркомпрос / Главлит
Наркомпрос. Политуправ Республики
Научно-исследовательский институт языкознания (НИЯз)
Научно-технический отдел ВСНХ
Научные семинары отказников (1972–1989 годы)
НИИ вакцин и сывороток им. Мечникова
НИИ прикладной молекулярной биологии и генетики
НИИ содержания и методов обучения
НИИ-160 (Фрязино)
НИИ-6
Общество изучения московской губернии
Объединенный институт ядерных исследований
Ольгинский завод / ГСНИИ-42
Почвенный институт АН
Президиум АН (Нескучный дворец) / Центральный музей народоведения
Туполевская шарашка / ЦКБ-29
Тушинский машиностроительный завод / ОТБ-82
Университет трудящихся Китая им. Сунь Ятсена
Физико-химический институт им. Л. Я. Карпова
Физический институт (ФИАН)
ФНИЦ эпидемиологии и микробиологии им. Гамалеи
Центральное бюро краеведения
Центральное статистическое управление (ЦСУ)
Центральный институт труда
Центральный музей народоведения
Центральное бюро краеведения

Объекты на карте:

Центральное бюро краеведения

Центральное бюро краеведения

Адрес: г. Москва, Софийская наб., д. 38 (здание снесено)

Центральное бюро краеведения действовало в 1922–1937 годах. Московский период существования ЦБК связан с попытками поставить краеведческое движение по всей стране под жесткий государственный контроль и добиться «идеологической выдержанности» краеведения. В конечном итоге это привело к перерождению краеведческого движения, превращению его в бюрократизированную структуру. Многие краеведы подверглись репрессиям в 30-е годы. В 1937 году Центральное бюро краеведения, его филиалы и местные краеведческие организации были ликвидированы.

 
Софийская набережная. 1908 г. Здание с портиком и колоннами в центре — дом № 38. Фото: PastVu

Софийская набережная. 1908 г. Здание с портиком и колоннами в центре — дом № 38. Фото: 

Создание Центрального бюро краеведения

Краеведение существовало в Российской империи еще до революции. Однако именно в период революции и гражданской войны в связи с временным ослаблением жестко централизованной власти оно получило новый импульс развития. В этот период многие люди ощутили непреходящую ценность местного культурного наследия. Краеведение первой половины 20-х годов развивалось как инициатива отдельных исследователей разной степени профессионализма, к которым присоединились академические ученые. Местные краеведы-энтузиасты обращались за помощью к академическим ученым, так как в результате революции была уничтожена сеть местных организаций, пользовавшая прежде поддержкой земских обществ.

Процесс организации местных краеведческих организаций и координации их деятельности был быстро подхвачен государством: после проведения I-й Всероссийской конференции научных обществ по изучению местного края в 1922 году было организовано Центральное бюро краеведения.

С докладом на I-й Всероссийской конференции научных обществ по изучению местного края выступил нарком просвещения А. В. Луначарский. Он сказал:

Наша гигантская, необъятная страна была плохо изучена и еще теперь мало известна ее подлинному хозяину, трудовому народу. Нужно эту работу поставить как можно тщательнее во всех областях.

Можно отметить, что (по крайней мере, с точки зрения риторики) на тот момент подчеркивался демократический и ненасильственный характер процесса объединения краеведческих организаций:

Со всех этих точек зрения ясно, что нужно призвать общественные силы, потому что никаким бюрократическим путем этого сделать нельзя.

Цит. по: Соболев В. С. Нести священное бремя прошедшего. Российская Академия Наук. Национальное культурное и научное наследие. 1880—1930 гг. СПб, 2012)

Центральное бюро краеведения первоначально действовало при Академии наук. Его основное отделение находилось в Петрограде, имелось также московское отделение (оно располагалось в здании Наркомпроса — сначала по адресу: Сретенский бульвар, 6; затем с 1925 года по адресу: Чистопрудный бульвар, 6). Председателем ЦБК с 1922 по 1927 год был непременный секретарь Академии наук академик С. Ф. Ольденбург.

С. Ф. Ольденбург. Фото: Wikipedia

С. Ф. Ольденбург. Фото: Wikipedia

С. Ф. Ольденбург — индолог, исследователь фольклора и искусства, был непременным секретарем Академии наук — сначала Императорской, затем Российской, а затем Академии наук СССР с 1904 по 1929 год. Он прошел путь от резкого неприятия власти большевиков до сотрудничества с советской властью. В первые годы советской власти дома у Ольденбурга прошло не менее 6 обысков. В 1919 году он был арестован как член кадетской партии, но вскоре освобожден после ходатайств научно-литературной общественности. Ольденбург, в свою очередь, многократно хлопотал об освобождении арестованных ученых. В 1927 году он был снят с поста председателя Центрального бюро краеведения, а 1929 году лишен и поста непременного секретаря Академии наук, со дня на день ожидая ареста в связи с «академическим делом». Но через некоторое время кампания против него была свернута. В 1930 году Ольденбург был поставлен во главе новообразованного Института востоковедения АН, в который были собраны уцелевшие после «чисток» сотрудники востоковедных учреждений Академии наук (Люди и судьбы).

ЦБК в 1922–1927 годах

Однако вскоре в отношении власти к местным краеведческим инициативам наметились явственные перемены. В мае 1924 года на XIII съезде РКП(б) обсуждался вопрос о роли и месте общественных организаций в Советском государстве. Был отмечен «рост политической активности трудящихся» и принято решение о том, что деятельность общественных организаций должна быть тесно связана с работой соответствующих государственных органов, «чтобы улучшить и больше связать с рабочими массами работу государственных органов» (цит. по: Соболев В. С. Академия наук и краеведческое движение // Вестник российской академии наук. 2000. Т. 70. № 6). После II Всероссийской конференции по краеведению, проведенной в декабре 1924 года, ЦБК отделилось от Академии наук и превратилось в самостоятельный орган, находившийся в ведении Главнауки Наркомпроса. С 1924 года в Главнауке начались разговоры о том, что центр краеведения должен быть один — расположенный в Москве, однако эти планы еще долго оставались нереализованными.

Краеведческие общества и организации должны были организовывать свою деятельность в соответствии с циркуляром НКВД № 158 от 30 мая 1923 года «О порядке утверждения научных, литературных и научно-художественных обществ, не преследующих цели извлечения прибылей», согласно которому они должны были регистрироваться в местных органах Советской власти, а точнее, в Административных отделах исполкомов — что было пока еще относительно мягким вариантом контроля по сравнению с положением других общественных организаций. Финансирования было недостаточно, и зачастую бывало так, что работа велась на общественных началах и на энтузиазме местных исследователей.

Несмотря на намечавшиеся проблемы, период с 1917 по 1927 год был, по выражению  С. О. Шмидта, «золотым веком краеведения». За этот период краеведческое движение в количественном отношении увеличилось в 10 раз.

Краеведческие общества и кружки. Источник: Соболев В. С. Нести священное бремя прошедшего… Российская Академия Наук. Национальное культурное и научное наследие. 1880—1930 гг. СПб, 2012

Краеведческие общества и кружки. Источник: Соболев В. С. Нести священное бремя прошедшего… Российская Академия Наук. Национальное культурное и научное наследие. 1880—1930 гг. СПб, 2012

Большой вклад в развитие отечественного краеведения в двадцатые годы внесли академики М. М. БогословскийС. Ф. Платонов, А. Е. Ферсман, члены-корреспонденты Академии наук М. М. Покровский, А. Н. Самойлович, Ю. М. Шокальский, известные ученые Н. П. Анциферов, Б. Б. Веселовский, И. М. Гревс, В. И. Равдоникас, Д. О. Святский и др. Центральным бюро краеведения издавались журналы «Краеведение» (1923–1929 годы), «Известия Центрального бюро краеведения» (1925–1929 годы) и «Советское краеведение» (1930–1936 годы).

 
Журналы, издававшиеся ЦБК. Фото: интернет-журнал «Подмосковный краевед»​

Журналы, издававшиеся ЦБК. Фото: интернет-журнал «

Параллельно отмечался музейный бум: если в Российской империи к 1913–1914 годам имелись около 150–200 музеев, располагавшихся, в основном, в русских регионах, то к 1928 году музеев было в пять раз больше. Новые музеи возникали прежде всего в национальных автономиях, где краеведческое движение также получило большое развитие. Этнические меньшинства, подвергавшиеся активной русификации в царской России, получили возможность сохранять и развивать местные культурные традиции — хотя нужно иметь в виду, что этот процесс также не ограничивался инициативой снизу и являлся частью сознательно проводимой советской властью политики «национального строительства» (см. подробнее: Шнирельман В. В поисках самобытности: у истоков советского мультикультурализма // Неприкосновенный запас. 2011. № 4 (78)).

В числе немногих положительных результатов происходившей централизации краеведной деятельности можно отметить циклы занятий для повышения квалификации краеведческих кадров. В Главнауке в 1925–1928 годах действовали Курсы переподготовки музейных работников, которые периодически устраивали занятия.

Одной из самых крупных общественных организаций, занимавшихся изучением Москвы, было Общество по изучению Московской губернии (ОИМГ). В 1926 году в его состав вошла комиссия «Старая Москва», имевшая еще дореволюционную историю: она занималась историей планировки и застройки Москвы, отдельных частей города, слобод, улиц, памятников архитектуры; археологическими находками и источниками разных типов (см.: Рюмина Т. Д. Историческое краеведение в Москве в 1920–1930-х годах).

ЦБК в 1927–1930 годах

В декабре 1927 года прошла III-я Всесоюзная краеведческая конференция. На ней было выдвинуто требование включить краеведение в общую плановую работу социалистического строительства. На этой же конференции был избран новый состав ЦБК и избрал новый президиум, председателем которого стал П. Г. Смидович.

Финансирование краеведческих учреждений продолжало сокращаться: в 1928 году постановлением Президиума ВЦИК целый ряд организаций был передан с государственного в местный бюджет, при этом исполкомам местных Советов предлагалось самим изыскивать дополнительные источники «для компенсации расходов по содержанию передаваемых им учреждений» (постановление Президиума ВЦИК XIII созыва от 16 июля 1928 г. // Известия ЦБК. 1928. № 8).

П. Г. Смидович. Фото: futureruss.ru

П. Г. Смидович

В передовой статье первого номера нового журнала ЦБК «Советское краеведение» (1930. № 1) задачи издания (и краеведения в целом) формулировались как «обращение краеведения лицом к социалистическому строительству, перестройка рядов краеведения для активного участия в социалистическом строительстве, замена старых задач академического краеведения новыми, отвечающими эпохе диктатуры пролетариата».

На IV-й Всесоюзной краеведческой конференции в марте 1930 года Смидович обозначил основные задачи краеведения как реконструкцию промышленности («промышленное краеведение»), коллективизацию сельского хозяйства, городское строительство и «культурную революцию» (Краеведение на путях социалистического строительства // Социалистическое строительство и краеведение. М., 1930). В том же 1930 году Краеведческая секция была создана в Коммунистической академии, которая все еще считалась проводником новых социалистических идеологически верных гуманитарных наук. Комакадемия, таким образом, стала осуществлять идеологический контроль над деятельностью ЦБК. А последнее, в свою очередь, в 1930 году приняло постановление о работе в области содействия краеведения строительству обороны страны. Задачи движения оказались полностью переосмысленными и подмененными.

Совсем одиозным выглядит письмо ЦБК «О содействии экспорту», направленное летом 1930 года всем краеведческим организациям и учреждениям, в котором говорилось, что «одной из форм активного участия краеведческих организаций в социалистическом строительстве» являлось «содействие экспорту научного материала», то есть краеведам предлагалось активно содействовать вывозу за границу «археологических, ботанических, зоологических, минералогических, этнографических и иных коллекций» (цит. по: Соболев В. С. Академия наук и краеведческое движение…). Письмо было подписано П. Г. Смидовичем и руководителем «Новоэкспорта» А. Цивиным. Энтузиастам-краеведам, сберегавшим культурные ценности в тяжелейших условиях, предлагалось стать заготовителями валюты для тоталитарного режима.

Московский период ЦБК

В этот период (не ранее 1930 и не позднее 1932 года) Центральное бюро краеведения было переведено в Москву. Оно расположилось по адресу: Софийская набережная, 38. Здания сейчас не существует — оно было снесено при строительстве Большого Москворецкого моста в 1938 году. Это был особняк, построенный в стиле ампир, который в 1821–1838 годах принадлежал дворянской семье Кожевниковых, а в 1880–1918 годах — купцам Ланиным.

Москва-река близ Кремля в начале 20 века. Москворецкая и Софийская набережная. Торговые ряды

Переезд Центрального бюро краеведения в Москву сопровождался дальнейшей бюрократизацией краеведческого движения и заменой имевшего богатую историю историко-культурного подхода к изучению местной истории «производственным краеведением» — то есть изучением того, какие особенности местности могут быть полезными для «социалистического строительства».

Одновременно с процессом превращения краеведения в бюрократизированную форму воспроизводства идеологии на местах шел поиск «врагов» в среде интеллигенции. Как пишет В. С. Соболев, «в ходе организации процессов „по делу трудовой крестьянской партии“, по „академическому делу“ умельцы из ОГПУ и их политические единомышленники в органах печати неоднократно делали попытки извлечь „полезный материал“, который бы позволил обосновать массовые репрессии против ученых-краеведов» (Соболев В. С. Академия наук и краеведческое движение…).

В 1930 году отделения Центрального бюро краеведения были признаны Ленинградским ОГПУ, разрабатывавшим сфабрикованное «дело Академии наук», «филиалами монархической организации» (а поездки краеведов по стране представали как связующая цепь между ячейками контрреволюционного заговора). Начались массовые аресты краеведов по всей стране. (Например, о процессе по «делу краеведов» в ноябре 1930 — марте 1931 года в Воронеже см.: Акиньшин А. Н. Трагедия краеведов (по следам архива КГБ) // «Русская провинция». Заметки краеведов. Воронеж, 1992).

Воспоминания Н. П. Анциферова

Н. П. Анциферов, историк и краевед, был арестован еще в 1929 году по обвинению в участии в «контрреволюционной монархической организации „Воскресенье“» и отправлен в Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН). Летом 1930 года он был отправлен из лагеря в Ленинград с тем, чтобы привлечь его к делу «Академии наук». В своих воспоминаниях Анциферов рассказывает о том, каким образом к этому делу привязывали Центральное бюро краеведения.

Дня через три меня вызвали на допрос. В комнате следователя сидел тот же Стромин. Его круглая плоская физиономия вежливо улыбалась. Он начал: «Прежде всего я должен выразить свое глубокое сочувствие постигшему вас горю. Надеюсь, что вы не вините нас в смерти жены». Он помолчал. «Поверьте, я вызвал вас из Соловков не для того, чтобы усугубить ваше тяжелое положение, а для того, чтобы облегчить. А это будет зависеть всецело от вас». — «Что же вы хотите от меня?» — «Вы должны помочь нам разобраться в деятельности ЦБК (Центральное бюро краеведения). Нами раскрыта подпольная контрреволюционная организация. ЦБК сделалось одним из орудий ее деятельности. Я окажу вам полное доверие и ознакомлю с интересными для вас документами». Он достал объемистую рукопись. «Вот показания академика Тарле». Едва владея собой, я начал перелистывать эти «показания». Они походили на научную работу о деятельности различных журналов, организаций, издательств. В частности, мне запомнилась характеристика журнала «Экономист» как весьма вредного для линии ВКП(б). Меня поразил стиль этих показаний — спокойный, объективный. Затем Стромин достал показания Н. В. Измайлова и сказал: «Очень интересный человек. Посмотрите, каких показаний мы ждем от вас». Мне было трудно собрать свои мысли. Я был так потрясен. Читать? К чему? Стромин продолжал: «Раскрытая нами организация ставила себе целью свержение советской власти и образования временного правительства во главе с С. Ф. Платоновым (премьер-министр). Е. В. Тарле должен был получить портфель министра иностранных дел. В. Н. Бенешевич — министра исповеданий. (Я вспомнил рассказ В. Н. Бенешевича в камере библиотекарей о том, как ему было предъявлено обвинение в сношениях с Ватиканом на основании перехваченного письма к одному итальянскому ученому, которому он писал, вспоминая belle cosa (прекрасные вещи, которые он видел в Риме). «Cosa» было заменено на «Casa» и Belle Casa был истолкован как Ватикан. Отсюда вывод — Бенешевич — агент Ватикана. Вслед за этим Стромин сообщил мне, что подпольную организацию Платонова-Тарле субсидировал Папа Римский. Деньги, которые друзья переводили мне в Соловки и передавали моей семье, — из того же источника. Я улыбнулся. Стромин нахмурился и строго сказал: «Теперь решается ваша судьба. Подумайте хорошенько. Будущее ваше и вашей семьи в ваших руках. Допрос окончен». Я почувствовал, что какой-то вихрь закрутил меня. Передо мной встал вопрос, какую роль в этом деле следствие отвело мне. <…>

Н. П. Анциферов после выхода из последнего заключения. Январь 1940 г. Фото:  Wikipedia

Н. П. Анциферов после выхода из последнего заключения. Январь 1940 г. Фото:  Wikipedia

Наконец Стромин решил, что дал мне достаточно времени для обдумывания своего положения, и вызвал меня для продолжения допроса. Он попросил меня рассказать о заседаниях президиума ЦБК. Едва я начал, как он прервал меня: «Неужели вы думаете, что нас могут интересовать эти ваши легальные заседания в Мраморном дворце? Вы должны рассказать мне о тайных совещаниях на частных квартирах». — «О таких собраниях я ничего не знаю». — «Так ли? А вот, припомните», — и он показал мне протокол, составленный по всем правилам секретарского искусства. Дата. Имена присутствующих. Речи выступавших. Среди имен были С. Ф. Ольденбург, А. Е. Ферсман, Н. Я. Марр, И. М. Гревс, Семенов-Тян-Шанский, Анциферов. Ольденбург сообщал о восстаниях на Дону, в Новгородской области и где-то еще. И ставил вопрос, что делать краеведческим организациям в случае свержения на местах советской власти. Затем Стромин прочел мою речь. В «протоколе» было записано, что я предложил, чтобы во избежание анархии краеведческие организации брали власть в свои руки. «Что же, вспомнили?» — спросил Стромин. Я возмутился: «Не мог же я предлагать такую нелепость. Краеведы обычно люди пожилые, совершенно непрактичные, разве они способны справиться с анархией?!« — «Значит, этот протокол вас не убеждает?» — «Вам лучше известно происхождение подобного протокола!» Стромин мрачно молчал. Потом изрек: «Я вынужден применить к вам другие меры. Вам придется изменить тактику». <…>
И снова допрос. На лице следователя еще сохраняется «доброжелательная улыбка». «Ну вот, перед вами путь к возвращению к утраченной жизни», — казалось, говорила эта улыбка. «Вот вам бумага. Дайте характеристику деятельности ЦБК (работа с приезжающими в центр краеведения, работа на периферии- очевидно, мои поездки на места). Дайте оценку журналов ЦБК «Вопросы краеведения» и «Известия ЦБК». — «Хорошо, я напишу». Вспомнились показания Тарле, очевидно, данные мне для примера. «Но я буду писать правду». — «Поверьте, следствию нужна только правда», — отозвался Стромин.
С сознанием того, что я приступаю к бессмысленной работе, я сел в своей камере за столик. Писал добросовестно, словно годовой отчет, писал долго. Все же, думалось, что-нибудь да дойдет до сознания Стромина. Мы ведь так верили в нужность своего дела, в его патриотический смысл, так любили наше дело! Мы боролись с московским ЦБК, которое хотело свести краеведение с его широкими задачами лишь к «производственному краеведению», исключающему из своей программы изучение прошлого края. Мы, ленинградцы, выдвигали тезис; край нужно изучать не краешком, а целокупно, только тогда краеведение сможет превратиться в краеведение…

Анциферов Н. П. Из дум о былом: Воспоминания. М.: Феникс: Культур. инициатива, 1992

Сотрудник ​ВЧК-ОГПУ-НКВД А. Р. Стромин, который допрашивал Н. П. Анциферова, обладатель знака «Почетный работник ВЧК-ГПУ», был арестован 14 декабря 1938 год, приговорен к высшей мере наказания и расстрелян (Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД. 1934–1941; nkvd.memo.ru).

Дневник В. И. Смирнова

Сотрудничавшие с местными отделениями ЦБК краеведы были арестованы по всей стране. Сохранился дневник, который вел в тюрьме директор Костромского музея Василий Иванович Смирнов.

22 июля 1931 года
Прочел брошюру «Против вредительства в краеведческой литературе», состряпанную Ивановским Обществом марксистов-историков. В брошюре старательно, но неубедительно изображают меня вредителем на культурном фронте, смешали с грязью брата-краеведа, лягнули А. А. Золотарева и т. д. Брошенные обвинения представляют домыслы, чтение в сердцах, вырваны отдельные фразы.
Эти новоявленные краеведы-историки сами до сих пор в науке ничего не сделавшие (Гальперин, Рубинштейн, какой-то Ляпуха), лаются, исходя злостью и слюной. В то время как нам зажат рот.
И какая неувязка в одном и том же участке времени в определении роли краеведов. Какой-то Паустовский пишет в апрельской книжке «Наших достижений» про Мещорский край: «Только в последнее время народились энтузиасты Мещоры — краеведы из Рязанского музея. Существование таких энтузиастов-чудаков — величайшее благо» («Наши достижения». 1931, № 4). Может быть, эти чудаки еще целы, но другие чудаки все пососланы.
К этому предмету на досуге я возвращусь как-нибудь.

Проект «Прожито»

Дочь Василия Ивановича, Татьяна Васильевна Смирнова, также стала краеведом. Она вспоминает:

Его [отца] обвинили в децентрализации и аполитизации науки. Он подписал предложенную формулировку о том, что его деятельность субъективно не была вредной, но объективно вредила социалистическому строительству. […]
Да, так на это тогда смотрели власти. Между прочим, в костромской газете того времени была напечатана статья «Тюнтики и шентиберики». Это о работе моей будущей мамы [Л. С. Китицыной]. Она, как сотрудница Этнологической станции Костромского научного общества, занималась изучением народного питания. Успела опубликовать первую часть — «Хлеб». В ней говорилось, в частности, и об этих видах обрядового печения. Так вот автор статьи, разоблачавший ее деятельность, писал, что «сейчас, когда каждый сознательный гражданин должен заниматься сбором муравьиных яиц на экспорт, Л. С. Китицынаи т. д.». […] Это корм для птиц. Для птиц, которых держат в неволе, в клетках. Нужна была валюта для индустриализации страны. Считалось, что занятия наукой объективно вредят, отвлекают от действительно необходимого занятия.

Василий Иванович Смирнов и Лидия Сергеевна Китицына. Фото: Уроки истории, общество «Мемориал»

Василий Иванович Смирнов и Лидия Сергеевна Китицына. Фото: Уроки истории, общество «Мемориал»

Лагерное краеведение

В. С. Соболев пишет: «Краеведческая работа велась во всех, даже самых отдаленных уголках страны, даже там, где, казалось бы, организовать ее было просто невозможно. На 2-м областном краеведческом съезде в Архангельске (июнь 1925 года) большой интерес вызвал доклад представителя Соловецкого отделения Архангельского общества краеведения А. Глаголева. Он познакомил съезд с условиями работы отделения, состоявшего из вольных и невольных жителей Соловецких островов, показал возможность энергичной работы людей даже в таких совершенно исключительных условиях. Местные краеведы активно участвовали в издании журнала „Соловецкие острова“ и газеты „Новые Соловки“ — печатных органов Управления Соловецкими лагерями особого назначения ОГПУ.

Сотрудники биосада на Соловках. Конец 20-х гг. Фото: mj.rusk.ru

Сотрудники биосада на Соловках. Конец 20-х гг.

На одном из заседаний ЦБК в апреле 1926 года обсуждался доклад П. А. Петрова о деятельности соловецких краеведов. В докладе отмечалось, что работа ведется главным образом политическими ссыльными, а актив общества составляют 150 человек. Энтузиасты-краеведы создали биологический сад и станцию, питомник черно-бурых лисиц, в трех церквах были открыты музейные экспозиции, активно велись геологическое изучение территории и гидрологические исследования озер, прилагались усилия по охране древних скитов и т. д." (Соболев В. С. Академия наук и краеведческое движение…).

В 1934–37 годах в Соловецком лагере в заключении содержался А. Ф. Вангенгейм, основатель Гидрометеорологического комитета СССР, в 1930–31 годах бывший председателем ЦБК. На Соловках А. Ф. Вангенгейм, как мог, старался приспособить себя к полезной деятельности, в частности, организовал музей в Соловецком кремле. В архиве «Мемориала» сохранились письма Вангенгейма из лагеря к жене и дочери (Папины письма. Письма отцов из ГУЛАГА к детям. М., 2015; подробнее об этом см. на странице Гидрометеорологического комитета).

Краеведение в середине 30-х годов

Передовая статья первого номера «Советского краеведения» за 1932 год призывала «к борьбе с правыми и левыми оппортунистами, примиренчеством и гнилым либерализмом на краеведном фронте» (такие «фронты» открывались в каждой из областей науки). В краеведческих изданиях активно стали использоваться такие выражения, как «краеведческий штаб», «классовая борьба в краеведении», «классовая выдержанность краеведческих работ», «преодоление внутреннего саботажа и очищения президиума и аппарата ЦБК от контрреволюционных элементов», «оппортунистические установки краеведческих организаций» и т. д.

Процесс борьбы с «контрреволюционными элементами» в краеведении начался еще раньше: так, решением 2-го съезда краеведов Ленинградской области в декабре 1929 года было ликвидировано Общество изучения местного края. В начале 1930 года в Ленинграде была закрыта секция охраны природы, памятников искусства, быта и старины. В 1931–1932 годах закрылись пригородные экскурсионные станции в Парголове, Стрельне, Озерках, Лахте, был ликвидирован Музей природы Северного побережья Невской губы в Лахте, большая часть его научных коллекций была уничтожена.

Кадровые чистки привели к исчезновению многих краеведческих организаций, а научный уровень тех, которые уцелели, сильно понизился. Даже сами руководители ЦБК, еще недавно решительно порывавшие со старым академическим краеведением, почувствовали, что область знания и организация находятся в глубоком кризисе. В изданиях ЦБК стали появляться отдельные робкие призывы к восстановлению связей с Академией наук и повышению научного уровня краеведных исследований. Однако, как пишет В. Ф. Козлов, «в середине 1930-х годов в политической жизни страны произошли изменения, немедленно сказавшиеся на деятельности общественных организаций. И. В. Сталин, выступая 4 мая 1935 года на выпуске специалистов Красной армии, заявил, что страна из „отсталой и нищей страны превратилась в страну с высокоразвитой социалистической промышленностью, партия разгромила все враждебные силы и социалистический строй победил в нашей стране бесповоротно“. Под влиянием растущей военной угрозы вожди государства стали вспоминать о патриотизме (слово потеряло бранное значение и вновь появилось в лексиконе государственного языка), о памятниках военной истории старой России, которые до недавнего времени всячески шельмовались и безжалостно уничтожались. На появление новых тенденций в политике партии и правительства немедленно отреагировали немногочисленные общественно-государственные организации, в том числе комсомол и краеведение. По всей видимости, начавшаяся дискуссия в краеведческой печати о необходимости вернуться к некоторым академическим основам и старым организационным формам краеведения была прекращена указанием сверху. Судя по печати, с середины 1935 года краеведение должно было превратиться в близкое к комсомолу чрезвычайно широкое массовое движение воспитательно-познавательного характера. Серьезные статьи (по уровню 1930-х годов) из журнала „Советское краеведение“ исчезают, уступая место бодрым, политизированным, лозунговым и художественно-познавательным материалам. Государство полностью подчиняло краеведение своим идеологическим целям» (Козлов В. Ф. «Огосударствленное» краеведение. История и уроки (По страницам журнала «Советское краеведение». 1930–1936)) // Вестник РГГУ. 2013. № 9 (110)).

Так, в десятом номере «Советского краеведения» за 1936 год была напечатана передовая статья «Выше классовую бдительность!», в которой говорилось, что нужно

…проверить людей, поставить перед ними актуальные для социалистического строительства на данном этапе задачи, усилить классовую бдительность, очистить краеведческие организации от врагов партии и правительства, от чуждых для социализма людей — вот задачи, стоящие сейчас перед краеведческими организациями.

C 1935 года в краеведческих публикациях также начинает активно эксплуатироваться тема патриотизма и любви к родине. Этот мотив был новым в советской риторике: поворот от интернациональнизма и мечты о мировой революции к национальной и «патриотической» идее произошел во второй половине 30-х годов, появившись едва ли не впервые в краеведении.

Несмотря на то, что краеведение в своем и так урезанном и бюрократизированном варианте охотно подстраивалось под государственные запросы, ЦБК вскоре было признано ненужным. 10 июня 1937 года Совнарком РСФСР выпустил постановление «О реорганизации краеведческой работы в центре и на местах». Согласно этому постановлению, существование ЦБК и местных органов краеведения признавалось нецелесообразным. Все краеведческие организации должны были быть ликвидированы в течение двух месяцев. Краеведческая работа допускалась лишь на уровне музеев, учебных заведений, культпросветучилищ.

Репрессированные сотрудники ЦБК

Сведения о репрессированных в годы Большого террора сотрудниках Центрального бюро краеведения имеются в базе Общества «Мемориал».

Дербер Петр Яковлевич, род. 1883, г. Одесса, еврей, б/п, научный сотрудник Центрального бюро краеведения. Адрес: Спасопесковский пер., д.3/1, кв. 22. Осужден Военной коллегией Верховного суда СССР 19 марта 1938 по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации и приговорен к расстрелу. Расстрелян 19.03.1938. Место захоронения: Коммунарка.

Ольга Лебедева
Соболев В. С. Нести священное бремя прошедшего. Российская Академия Наук. Национальное культурное и научное наследие. 1880—1930 гг. СПб, 2012