В 1919 году в лагерь привезли из Киева княгиню Андроньевский лагерь и Новинскую женскую тюрьму.

Нас поместили вначале в Кожуховский лагерь, где мы пробыли 9 дней. Лагерь был построен во время войны, для германских пленных. Нас поместили всех — 200 человек мужчин и женщин — в один общий деревянный барак с двухэтажными нарами. Такое общее сожительство было оригинально. Невольно вырабатывались замечательно примитивные нравы. Например, так как уборная была общая для всей братии, то когда нам, дамам, нужно было ею воспользоваться, то мы без стеснения просили некоего полковника З. сторожить у двери и мужчин не пускать. Умывальник был устроен под открытым небом, и когда мы ходили мыться и совсем раздевались, то тот же З. сторожил и не пускал любопытных. Впервые в милейшей Москве я познакомилась со вшами. Эти насекомые были моей «bête noire», и от одной мысли, что, может быть, на меня ползет подобное чудовище, я начинала искать, присматриваться и нервничать. В самых грустных обстоятельствах неизменно бывает и юмористическая сторона. Ничто не могло быть смешнее, чем пробуждение нашего барака утром. Все, проснувшись, принимали сидячее положение и, полусонные еще, сразу принимались за ловлю вшей: снимали рубашки и с сосредоточенным, серьезным выражением на лице начинали искать. Я спала на нижних нарах: над моей головой помещался инженер, поляк, Стемковский. Утреннее наше приветствие неизменно было таково: «Bonjour ? Monsieur Stemkovskiy, bonne chasse ce matin ?»
Он: «Pas mal, pas mal, madame. Cinq poux au tableau !»
Не могу умолчать о коменданте этого лагеря, Звереве. Он впоследствии был расстрелян, так как это был офицер Колчаковской армии, взятый в плен большевиками. Сначала ему доверяли и назначили комендантом Кожуховского лагеря; потом нашли опасным «контрреволюционером» и расстреляли… Он очень нас жалел. С благодарностью вспоминаю об этом. Когда нас привели в лагерь, он делал обход бараков, он подошел ко мне, отвел меня в сторону и сказал мне, что знает, кто я такая, очень мне сочувствует, постарается похлопотать за Андрея (15-летнего сына. — Прим. ред.) и за меня, так как сам поневоле служит у большевиков, но по убеждениям он всецело на нашей стороне. Его сердечное милое отношение ко мне очень тронуло меня. Когда нас перевели из Кожуховского лагеря в Андрониевский, мне тайно передали сверток с сухарями и сказали, что комендант Зверев посылает мне эти сухари, так как очень нас жалеет. С благодарностью вспоминаю об этом.
В Кожуховском лагере нас предупредили, что мы помещены там только временно. 7 августа нас послали на настоящие местожительства в Андрониевский монастырь, преобразованный в концентрационный лагерь.