Места заключения
Вводная статья
1-я Московская центральная тюремная больница
Бутырская тюрьма
Краснопресненская пересыльная тюрьма
Лефортовская тюрьма
Лубянка, 2
МЧК / УНКВД Москвы и Московской области / Тюрьма московского областного управления НКВД
Новинская женская тюрьма
Сокольническая тюрьма / Матросская Тишина
Сретенская тюрьма и Знаменский лагерь
Сухановская особорежимная тюрьма
Таганская тюрьма
Тюрьма и расстрельное помещение ВЧК-НКВД в Варсонофьевском
1-я Московская центральная тюремная больница

Объекты на карте:

Московская центральная больница мест заключения

1-я Московская центральная тюремная больница

Адрес: г. Москва, угол Новослободской и Лесной ул.

«Двухэтажное красное кирпичное здание, как бы вдвинутое в белую стену, опоясывающую Бутырскую тюрьму. <…> Здесь легче и проще, чем в тюрьме. Весь дух иной. Ничего не может сделать начальник больницы, по рукам и ногам связан он неусыпно бдящими над ним чекистами, но он добрый, отзывчивый человек, и легче дышится в этой конторе, чем в соседней тюремной».

П.Е. Мельгунов-Степанов. Отрывок из воспоминаний (1917—1922 гг.)

1-я Московская центральная тюремная больница. Фото: журнал «Нива» 1905, № 52 от 31.12

1-я Московская центральная тюремная больница

Московская тюремная больница (в делопроизводственных документах фигурирует как 1-я Московская центральная тюремная больница, 1-я Московская центральная больница мест заключения) была открыта при Московской пересыльной тюрьме (с 1918 года — Бутырской) не позже 1883 года, вероятно, в 1879-м. Была расположена на углу улиц Лесной и Новослободской, в нескольких корпусах рядом со зданием тюрьмы. Обслуживала места заключения Москвы и Московской губернии. С 1918 по 1922 год больница находилась в ведении карательного отдела Народного комиссариата юстиции (КО НКЮ), после чего была передана в ведомство Главного управления местами заключения Москвы Народного комиссариата внутренних дел РСФСР (ГУМЗ НКВД РСФСР). В июне 1925 года была переименована в 1-ю Московскую центральную больницу мест заключения. Имела в 1919–1920 годы 450 штатных коек, на апрель 1922 года — 650 коек. В 1922 году функционировали следующие отделения: терапевтическое, хирургическое, нервное, венерическое, ушно-горло-носовое, глазное, зубной кабинет, прозекторская, сыпнотифозное и возвратнотифозное.

В 1918 и 1919 годы служащие больницы столкнулись с множеством проблем, главными из которых были эпидемии тифа и постоянная переполненность больницы (на июль 1918 года сверхштатных больных было более 60), а также неудовлетворительные санитарные условия.

В декабре 1918 года, ввиду тяжелого положения Московской тюремной больницы, карательный отдел принял ряд мер, стараясь усилить положение врачей и администраторов над младшим персоналом в чрезвычайных условиях. По одному из приказов КО, все лица, совершающие злоупотребления и саботирующие распоряжения врачей, медицинского персонала и администрации больницы, должны были предаваться суду революционного трибунала. Под «саботирующими» имелись в виду в том числе местные комитеты служащих больницы, главным образом надзиратели и младший персонал.

В результате ревизии 19–22 декабря того же года обнаружилась «картина общего упадка в деле организации медпомощи заключенным, абсолютного индифферентизма в исполнении своих служебных обязанностей со стороны как персонала, так и надзора и служащих больницы, и необходимость немедленной реорганизации всего дела с изменением коренным образом всего строя управления и заведывания больницей, а равно и выяснения истинных виновников злоупотреблений и попустительства к преступлениям по работе». В качестве решения проблемы срочно назначили временно заведующим тюремной больницей члена тюремной коллегии Н.П. Плеханова «с исключительными полномочиями и правом привлечения к суду виновных» (ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 625. Л. 5).

На 1919 год пришлась крупнейшая вспышка эпидемии тифа в Москве. В связи с этим выросла потребность в больничных помещениях, особенно для инфекционных больных. В 1919 году женское отделение больницы было переведено в «неприспособленное для этого» (отчет главного врача больницы) помещение в Новинской женской тюрьме, а в освобожденном помещении разместили заразных больных. При этом, согласно отчету главного врача больницы, «функции женского больничного отделения настолько нарушены, что о правильной работе в нем не может быть и речи» (ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 625. Л. 5). Возможно, это и становится причиной реорганизации 2-й Московской тюремной больницы в женскую в 1921 году.

Кроме того, в отчете указывается на крайнюю ветхость как деревянных бараков больницы, так и главного каменного больничного корпуса. Ввиду отсутствия специального помещения для приемного покоя его функцию выполняет барак хирургического отделения. Это приводит к тому, что «гнойные хирургические больные помещаются в одном здании с чистыми [больными]». При этом в больнице нет «достаточно оборудованной прачечной», дезинфекционной и дезинсекционной камер и бани — как для заключенных больных, так и для больничного персонала. Административный и медицинский персонал не имел жилых помещений в непосредственной близости к больнице: «Надзор помещается только частью в зданиях при больнице, а большинство их рассеяно по частным квартирам, иногда весьма удаленным от больницы, что совершенно недопустимо» (ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 629. Л. 21). В качестве решения проблемы главный врач предлагает взять в аренду для нужд больницы участок № 28 по Лесной улице (находящийся напротив больницы), принадлежащий карательному отделу НКЮ (ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 629. Л. 22).

Следующее постановление КО НКЮ, связанное с попытками улучшить положение в больнице, вышло в декабре 1919 года. Оно было вызвано докладом представителей Международного совещания Общества Красного Креста нейтральных стран в Москве, д-ра К. Мартини и д-ра Ю. Босса (ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 29. Л. 4). Ниже приводятся фрагменты этого доклада:

В сопровождении комиссара ВЧК т. Антонова посетили 6 декабря тюремную больницу.
Больница расположена в нескольких корпусах, из которых один выстроен сравнительно недавно и удовлетворителен в гигиеническом отношении, остальные старые, причем главный больничный корпус — здание, бывшее прежде фабричным и совершенно не приспособленное в смысле гигиеническом для больничной обстановки. Вся больница, рассчитанная на 450 человек, имела в день посещения 654 больных. Из них значительный процент сыпнотифозных. Вследствие этого все камеры переполнены до последней крайности, часть больных принуждена лежать на полу за недостатком кроватей. Камеры мрачны, некоторые с очень низкими потолками, мало свету, давно не ремонтированы; воздух спертый, полы очень грязны, в углах паутина. Уборные устроены не во всех коридорах. Больные, поступающие из различных мест заключения вносятся в приемный покой; здесь их раздевают, одевают на них больничное белье и прямо не обмытых и даже не остриженных отправляют в палаты. Мы видели в приемном покое сложенные в кучу свертки одежды прибывших, они были покрыты неимоверным количеством вшей. Это была одежда прибывших из Таганской тюрьмы, сыпнотифозных. Прибывающие заразнобольные часто переносятся уборщиками, работающими в незаразных палатах, причем они остаются в той же одежде и даже не получают халатов. В заразных палатах уборщики также не имеют халатов.
Белье в больнице до крайней степени загрязнено, причем «чистое» белье выдается уже с вшами.
Ванных комнат мало, они содержатся неопрятно и требуют ремонта. Во время нашего посещения они бездействовали ввиду порчи водопровода, уже с неделю не подававшего воду на верхние этажи.
С питанием дело обстоит очень плохо. Продуктов мало. Некоторых совсем нет. Количество хлеба только недавно, после посещения [народного комиссара здравоохранения] Семашко, было увеличено от ¾ ф. до 1,5 ф. В день посещения был рыбный суп, в котором рыба представляла какую-то кашу из обрывков мяса, смешанных костей, голов, внутренностей. Рыба, по качеству, может быть, неплохая, приняла вследствие способа приготовления такой вид. Суп горький. На второе — картофельное пюре из плохого картофеля. Все почти больные получают такого рода пищу, независимо от характера болезни. Молока нет. Чувствуется большой недостаток соли. Пришлось слышать жалобы, что до больных никогда не доходит целиком положенная на них порция пищи.
Прогулками больные не могут пользоваться за неимением одежды и обуви.
Заслуживают также особого внимания палаты нервно- и душевнобольных. Условия тюремной больницы для такого рода больных безмерно тяжелы. Такие заключенные должны были бы пользоваться привилегией в смысле немедленного разбирательства их судебных дел, так как не исключена возможность, что преступные деяния большинства их вытекали именно из болезненного состояния их психики.
Не входя в обсуждение причин такого совершенно недопустимого состояния тюремной больницы, мы хотели бы надеяться, что комиссариат юстиции, в ведении которого находится это учреждение, примет это заявление от нас, как от лиц, могущих в силу своего положения совершенно беспристрастно отнестись к делу, и увидит в нем самое искреннее желание прийти ему на помощь.

ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 629. Л. 5–9

Фасад Московской женской тюремной больницы. Фото: ГА РФ Ф.Р4042. Оп.3. Д.672.

Фасад Московской женской тюремной больницы. Фото: ГА РФ Ф.Р4042. Оп.3. Д.672.

По предложению представителей Общества Красного Креста КО НКЮ организовал специальную комиссию из врачей и гигиенистов для осмотра больницы (в нее вошли представители Медицинской инспекции московских мест заключения В.П. Всесвятский, Б.А. Попов, Ц.М. Фейнберг, З.Е. Быховский, С.И. Бродовский и К.Ф. Кропачев), которая 19–20 декабря 1919 года осмотрела больницу(ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 629. Л. 10).

Больничная кухня
Кухня запущена и требует ремонта. Ведра, в которых разносится пища по корпусам, без крышек и часть их изношена и требует замены.
20 декабря продуктов принято было: мяса 8 пудов 16 фунтов, чечевицы — 2 п. 29 ф., луку 13 ф., картофеля 8 п. 9 ф., на пюре 16 п. 22 ф., сухих кореньев 3 ф., соли 35 ф., крупы гречневой на ужин 4 п. 4 ф., масла постного 20, кокосового 10 ф. и сливочного 7 ф., хлеба 24 п. 14 ф., сахару 26 п. 56 зол., чаю 88/8 зол. Отпускается сахару больным по 4 зол., чаю по 1/8 зол.

Продуктовый цейхгауз
Больные довольствуются при раскладке, утвержденной в 1903 г., с заменой указанных в раскладке продуктов существующими.
Никакой ведомости о количестве выданных в котел продуктов на кухне не имеется.
Все заготовленные продукты поступают в продуктовый цейхгауз, которым заведует артельщик-ключник и его помощник-надзиратель. Продукты хранятся небрежно, цейхгауз в общем содержится грязно.
Цейхгауз, расположенный рядом с проходом в квартиры холостых надзирателей, посещается всеми служащими, и, по заявлению заключенных, там наблюдается целое сборище надзирателей и происходит дележка казенных продуктов. Продукты отдельно не запираются, хранятся в кучах на полу, в рундуках, ларях и кадушках, закрывающихся крайне небрежно. Хлеб поступает ежедневно из Бутырской тюрьмы по особым требованиям. Так как книги по продовольствию не ведутся, нельзя в точности установить наличность продуктов.

Вещевые цейхгаузы
Ввиду хаотического состояния цейхгауза были случаи пропажи и обмена вещей заключенных. Просьбы заключенных о поверке собственных вещей не удовлетворяются. Вещи сваливаются в кучи, и нумерация узлов не производится. Ввиду несвоевременной подачи вещей из цейхгауза постоянно задерживается подготовка больных к отправке и освобождению из больницы (ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 629. Л. 11–15).

Приемный покой
Приемный покой состоит из двух комнат. В одной из комнат принимают больных, тут же их раздевают, одевают чистое белье на немытое тело, не стригут и отправляют в палаты. Комната эта запущена, ремонта давно не производилось, ко всему этому там еще холодно и грязно. Наведенная внешняя чистота в первый день нашего посещения на второй день уже не поддерживалась, в комнате было грязно, что обычно наблюдалось и в пред. посещения.
Белье и вещи, снятые с привозимых больных, складываются во вторую комнату, находящуюся рядом. Тут же мы застали и вещи больных, подлежащих выпискам, лежавших вперемежку с вещами только что прибывших больных. В этой же комнате находится кровать с грязным тюфяком, без простыни, предназначенная, по словам служителей, для осмотра тяжелобольных. Температура этой комнаты не выше четырех градусов. Лежавшая в этой комнате сомнительной чистоты простыня, как оказалось, предназначена для приноса чистого белья в приемный покой. В приемном покое не оказалось ни одной смены чистого белья. Никаких дезинфицирующих средств. Приемный покой также служит местом выписки выздоровевших. Последние находятся в соприкосновении с вновь прибывающими, большей частью сыпнотифозными.

Сомнительный барак
Казалось бы, назначение сомнительного барака — это выдержать больных до выяснения диагноза и затем уже отправлять в соответствующие бараки на излечение.
Не то мы наблюдаем здесь.
Все находящиеся больные в палатах барака лежат вперемежку — тут туберкулезные, с повышением температуры. Тут и сыпнотифозные и т. д. Здесь их лечат, выписывают как выздоровевших. Причем, несмотря на сильную перегруженность больницы (рассчитанной на 450 чел., в день посещения находилось 649), там оказалось 10 человек, уже 23 дня назад выписанных в тюрьму и не отправленных, так как вещей их в цейхгаузе не могут найти. В ванной этого барака, как и в большинстве бараков, грязно. В хозяйственном отношении много дефектов — уборка палат затруднена из-за отсутствия швабры. Не у всех больных имеются кружки.
Обслуживается этот перегруженный (в день посещения в нем находилось 105 человек) и ответственный барак недавно поступившим врачом, при наличии 10 врачей в больнице.
На заданный вопрос главному врачу о причинах этого неравномерного распределения больных тот указал, что для этого приглашен временно эпидемический персонал, а к старым врачам больницы обслуживание этих больных не относится.
Картина нераспорядительности и безхозяйственности наблюдается в большинстве из палат всех корпусов тюремной больницы. Многие из тяжелых больных, преимущественно сыпнотифозные, лежат на полу, по 10 и более дней. В то время как больные давно выписанные, фактически здоровые, но не отправляемые, лежат на койках <…>.

Дезинфекционная камера 
По своим размерам она удовлетворительна. Считаем нужным обратить внимание на то, что помещение для складывания грязного белья по своим размерам недостаточное.

Медицинское делопроизводство
Никаких ежедневных сведений о движении больных в тюремной больнице в канцелярии не имеется. Получается только ведомость старшим фельдшером. Желательно было бы, чтобы сведения о движении больных получались из каждого корпуса и барака, а сводка должна производиться в канцелярии, тогда разногласий в даваемых сведениях канцелярией не будет.

Многочисленные попытки улучшить работу Московской тюремной больницы в этот период, судя по всему, не привели к существенным результатам. В январе — феврале 1920 года, после того как заболеваемость среди заключенных настолько возросла, что тюремная больница начала за неимением мест отказывать в приеме больным, а смертность достигла высшей точки, Бутырская тюрьма развернула собственную больницу на 350 кроватей, а затем открыла изолятор для сыпнотифозных больных на 50 мест(ГАРФ. Ф. А-482. Оп. 12. Д. 4. Л. 16–21). В отчете за февраль 1920 года вновь звучали жалобы на ужасное санитарное состояние больницы:

Осмотр корпусов и бараков, в которых содержатся больные, производит безотрадное, а в иных случаях тяжелое впечатление. В неотопленных и сырых помещениях бродят полуголодные люди, тифозные больные валяются на полу без необходимых постельных принадлежностей. Другие, наиболее счастливые, устраиваются по 2–3 в одной комнате. Больница переполнена свыше всякой меры. На 400 положенных по штату коек на 1 декабря в больнице состояло около 600 больных. Ванные, пользование которых является нередко единственной формой лечения, или испорчены, либо не топятся. Уборные грязны, умывальные приборы поломаны, краны расшатаны, на полу грязная вода. Отсутствуют в достаточном количестве постельные принадлежности, не хватает матрацев, даже соломы, больные лишены чистого белья. Поступление продовольствия в больницу носит случайный характер. Отсутствие дров обрекает больных на медленное вымирание. По словам старшего врача, бывали моменты, когда больница рисковала остаться без дров, горячей пищи и кипятка из-за совершенно случайных поступлений топлива от сноса ветхих домов, достающиеся порой не без упорной борьбы. Среди заключенных есть дети и значительное количество женщин. Многие содержатся продолжительное время без допроса.

ГАРФ. Ф. Р4085. Оп. 22. Д. 22. Л. 7

Московская тюремная больница. Фото:

Медицинский персонал

На июль 1918 года медицинский персонал Московской тюремной больницы состоял из 9 штатных, 3 внештатных и 1 временно исполняющего обязанности врачей, 9 штатных и 3 внештатных фельдшеров. Младший персонал состоял из 74 сиделок и 35 других служащих (ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 669). По ведомостям за 1919 год проходило 10 врачей и 12 фельдшеров, а число младших служащих варьировалось в зависимости от сезона. Но в целом такой состав и структура штата сохранялись с незначительными изменениями до конца 1920-х годов (ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 662. Л. 42).

Список служащих Московской тюремной больницы на 25 июля 1918 года:

Заведующий больницей

1

Помощник заведующего

1

Главный врач

1

Прозектор

1

Ординатор

6

Фармацевт

1

Старший фельдшер

1

Фельдшер

11

Акушерка

1

Сверхштатный врач

3

Управляющий аптекой

1

Пом. управляющего аптекой

2

Дезинфектор

1

Сестра милосердия

3

Делопроизводитель

1

Бухгалтер

1

Писец

8

Платный служитель

35

Платная сиделка

74

Слесарь-водопроводчик

1

Повар

1

Кастелянша

1

Конюх

1

Дворник

1

Истопник

1

Старший надзиратель/надзирательница

5

Надзиратель

111

Всего

278

ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 644. Л. 1–2

До Февральской революции обязанности сиделок за плату выполняли сами заключенные. Однако когда после февраля 1917 года тюрьмы опустели, а оставшиеся заключенные проявляли «абсолютное нежелание» работать, администрация больницы была вынуждена перейти к найму служащих на младшие позиции. В среднем такие служащие получали по 250 руб. в месяц. В августе 1918 года тюремная коллегия Народного комиссариата юстиции приняла решение значительно сократить штат наемных служащих, оставив только необходимое число братьев и сестер милосердия, а вместо уволенных привлечь к работе заключенных за плату. При этом оплата их труда должна была быть понижена на треть в пользу «дохода казны» (ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 680. Л. 38). В результате во второй половине 1918 года в больнице, помимо оставленных старых работников, было 9 сиделок и 75 служащих из арестантов (ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 644. Л. 47).

Раскладка жалованья среди администрации и врачей была на середину 1918 года следующей. Главный врач получал оклад в 1000 руб. в месяц, помощник главного врача — 940 руб., заведующий больницей (исполнял административные функции) — 885 руб., ординаторы — по 940 рублей. (ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 644. Л. 47).

Архивные документы о деятельности больницы в период с 1919 по 1920 год лишь в редких случаях содержат информацию о положении больничного персонала. Однако многочисленные постановления карательного отдела НКЮ 1918–19 годов дают основания полагать, что больничные служащие, особенно младший персонал (сиделки и надзор), находились в крайне стесненных условиях, зачастую испытывая трудности с жильем, бытовыми условиями, проживая либо далеко от больницы, либо в опасной близости к инфекционным больным (ГАРФ. Ф. 4085. Оп. 22. Д. 22. Л. 8). Что касается врачебного персонала, то он, несомненно, был перегружен работой. Так, главный врач больницы в конце 1918 года обращается в карательный отдел НКЮ с просьбой выделить служащим больницы выходной в воскресенье — поскольку они приходят всем штатом и читают лекции до 4 вечера (ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 670. Л. 93).

Любопытно, что в конце 1910-х — начале 1920-х годов в Московской тюремной больнице, как и в других местах заключения Москвы, действуют профессиональные организации медицинских служащих: например, функционирует Союз врачей московских мест заключения. Коллектив фельдшеров Московской тюремной больницы напрямую обращается в тюремную коллегию или карательный отдел НКЮ по вопросам своего жалованья. Из-за нехватки сведений сложно сказать, какую роль играли эти профессиональные организации, однако одно из постановлений карательного отдела НКЮ за конец 1918 года прямо направлено против местного комитета служащих Московской тюремной больницы как саботирующего приказы больничной администрации и правительственных органов.

Врачебный персонал Московской тюремной больницы, 1917–1928 годы

Годы

Главные врачи

Помощники г. в.

Заведующие

Врачи

1917

С.Т. Сергеев

М.Ф. Павловский

А.В. Образцов

-

1918

М.Ф. Павловский

Н.М. Плешков

И.М. Дмитриев

Н.И. Насоновский

В.А. Чемоданов

А.И. Байкова

Н.Н. Орешников

Н.А. Толоконников

А.И. Бойкова

К.А. Смельский

В.Ф. Рымашевский

В.И. Голубенцев

А.В. Русаков

1925

И.Г. Симонов

А.Л. Босин

В.А. Хомик

-

1928

И.Г. Симонов

А.Л. Босин

-

Л.В. Ельевич

Г.О. Окунь

М.Г. Рашина

В.В. Саханская

П.П. Семенов

Н.П. Воскресенский

Н.Л. Чистяков

Н.Л. Гуревич

Т.М. Стрелинская

А.Н. Кащеев

Г.Е. Сорокин

А.П. Сутковская

В.Ф. Владимирский

Источники

Документы, связанные с деятельностью Московской тюремной больницы, хранятся в нескольких архивохранилищах. Материалы, относящиеся к периоду до 1917 года, можно найти в фондах Центрального городского архива Москвы (ГБУ ЦГА Москвы). В первую очередь это фонд Московской губернской тюремной инспекции Москвы (фонд № 474), а также фонд Московского городского общественного управления (фонд № 179). Большинство материалов, относящихся к советскому периоду, хранятся в Государственном архиве Российской Федерации. Документы за 1918–1922 годы относятся к фонду Народного комиссариата юстиции (фонд № А353, опись № 2). Материалы за период после 1922 года находятся в фонде Главного управления местами заключения НКВД РСФСР (фонд № Р4042).

Угол Лесной улицы, 1958–1961 гг.

Угол Лесной улицы. Фото:

Источники, литература, ссылки:
Красный террор в Москве: свидетельства очевидцев / состав., предисл., комментарий д.и.н. С.В. Волкова. М.: Айрис-пресс, 2010
ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 644
ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 662
ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 669
ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 680
ГАРФ. Ф. А353. Оп. 2. Д. 670
ГАРФ. Ф. 4042. Оп. 10. Д. 15
ГАРФ. Ф. 4085. Оп. 22. Д. 22