Адрес: г. Москва, ул. Русаковская, д. 9
Фото: Эмиль Гатауллин, архив Общества «Мемориал»
С Яковом Гродзенским Шаламов познакомился еще в
Однажды, прогуливаясь «по Тверской», отец увидел мужчину с острым, пронзительным взглядом, идущего слегка покачиваясь. В лице странного пешехода было
что-то «разбойничье», заставлявшее некоторых прохожих боязливо озираться. Не без труда отец узнал в нем приятеля давно прошедших студенческих лет Варлама Шаламова.
Яков Гродзенский. 1922 г.
Воспоминания Шаламова о своем друге, который был «философом по профессии и геологом по образованию», написанные после его ухода из жизни, проникнуты не свойственной автору «Колымских рассказов» чувствительностью и откровенностью. Это не только воспоминания о друге, но и мировоззренческие размышления позднего Шаламова.
У Гродзенского было редкое, редчайшее качество — полное преклонение перед чужим талантом. Желание этот талант выдвинуть, поддержать, верить в него, отметить его — хоть с согласия автора, хоть в одиночку.
Гродзенский окончил философский факультет Университета, но поступал на юридический, на Совправа. Увидев чрезвычайно сомнительное юридическое тогдашнее образование, перешел на философский, но философский был еще хуже. Двинуться на литературный не было способностей, как казалось ему.
<…> Хитрости — вот чего не было в нем. Правдивость до внезапного заливания краской во время случайных действий.
Двадцатилетний лагерь не отучил Яшку краснеть от собственного вранья.
<…> В Москве не было для меня ближе человека, чем Гродзенский. Какие у него были свои знакомые? Жену, например, я и не знал… Но дружбе нашей все это не мешало. Мы — встретившись после стольких лет, согласны были в главном.
<…> Четвертое, что нас объединяло — оценка прошлого. Уж если в истории былакакая-то не иллюзия, а реальная свобода, то это свобода ругать свое правительство, единственная свобода слова в истории. Ни он, ни я не принадлежали к поклонникам демократических институтов Запада — но оставляли за ним оценку как единственный реальный путь, пусть мизерной, но свободы. Ибо ни социалистическое государство тоталитарного типа, ни МаоЦзе-дун реальной свободы людям не несут. Все это — Шигалевщина, предсказанная Достоевским. Это не значит, что под «левые» знамена не надо становиться. Просто ждать от них свободы не надо — вот и все.Варлам Шаламов. Гродзенский
Яков Гродзенский был не просто другом — пожалуй, ближайшим и наиболее постоянным другом Шаламова, не просто ценителем его стихов, он был еще и одним из первых, если не самым первым читателем, понявшим суть замысла «Колымских рассказов».
В рассказе «Май» вступление о псе Казбеке настораживает. Ждешь, что разъяренный Казбек
вот-вот появится. Однако его нет и нет. Тогда возвращаешься к началу рассказа — быть может, не понялчего-либо , а, возможно, и автор сплоховал или ошибся. И только потом становится понятна аналогия между разъяренным зверем и озверевшим человеком. И это хорошо: пусть читатель, привыкший к разжеванным мыслям, к сюжетной ясности, пораскинет мозгами, призадумается. Пусть подумает и о том, почему «Май». Для кого весна радость, воскрешение жизни, а для кого — безнадежность смерти.Я. Д. Гродзенский —В. Т. Шаламову . 22 мая 1965 г.
Сборник В. Т. Шаламова «Шелест листьев» с дарственной надписью Я. Д. Гродзенскому. Фото:
Усложнение работы читателя, смещение масштабов в рассказах, чтобы показать смещение всех масштабов в лагерной зачеловеческой жизни — это был один из главных приемов «новой прозы» Шаламова.
Смерть «друга Якова» в январе 1971 года Варлам Тихонович переживал очень тяжело.
