Адрес: г. Москва, Гоголевский б-р, д. 25, кв. 19 (дом не сохранился)
После возвращения с Колымы в 1953 году и до реабилитации в 1956 году Шаламов был вынужден жить и работать «за 101-м» километром. Три года он провел в Клинском районе тогдашней Калининской (ныне Тверской) области в качестве агента по снабжению торфопредприятия. И уже тогда он начал писать рассказы.
В 1954 году Шаламов развелся с Г. И. Гудзь и вскоре познакомился с писательницей Ольгой Сергеевной Неклюдовой, известной в основном своими рассказами и повестями для подростков. Вскоре они поженились, и в сентябре 1956 года на Гоголевском Шаламов получает справку о реабилитации (сама справка датирована 18 августа 1956 года).
Гоголевский бульвар, 25. За фасадом находился флигель, где жил Шаламов с Ольгой Неклюдовой. Фото:
Как и в предыдущих случаях, он вернулся, чтобы начать жизнь сначала, но на сей раз — немолодым и больным человеком. Его очерки и рассказы, печатавшиеся в тридцатые годы, были забыты. Даже просто знакомых тех лет сохранилось мало, а в литературном мире его не помнил почти никто. Что касается его поэзии и прозы конца сороковых — начала пятидесятых, — а это были стихи «Колымских тетрадей» и «Колымские рассказы», — то их, по условиям времени, знал лишь самый узкий круг друзей. Мастеру зрелому, уже воплотившему в слове свой долгий и страшный жизненный опыт, предстояло вступать в литературу одновременно с действительно молодыми поэтами, скажем, Ахмадулиной или Вознесенским, и общество оказалось к ним — своему будущему — куда более расположенным, чем к отставшим от времени мученикам, обитателям еще недавнего кровавого и постыдного прошлого.
Шаламов в 1957 году. Фото:
Это касалось не только Варлама Тихоновича. В подобное же положение новичков попали и другие поэты, до середины пятидесятых годов писавшие «в стол», а в своей официальной жизни чаще всего занимавшиеся переводами. Среди них — такие значительные имена, как Семен Липкин, Арсений Тарковский, Мария Петровых. Их и после пятьдесят шестого года печатать не спешили, хотя, конечно, несколько расширился круг читателей, случались и публичные выступления.
Несмотря на реабилитацию по делам 1937 и 1943 годов, Шаламов оставался под подозрением как бывший «троцкист». За ним велось наружное наблюдение, а также собирались доносы. Судя по документам, которые были переданы
Донесение № 3
19 июня 1956 года в 13 ч. 30 минут И. зашел в столовую пообедать. Выбив чек, он подошел к столу, и его один из сидящих назвал по фамилии. Это был Варлам Тихонович Шаламов, приехавший в командировку…
…Шаламов беседовал с И. и на литературные темы, и на политические, и насемейно-бытовые . Шаламов весьма словоохотлив, любит поговорить, но не с каждым. Обращаясь к И., он сказал так: «3-й год я катаюсь по снабженческим делам, но встретил первого человека, который полюбит литературу». О литературе и об искусстве Шаламов скорбит. Он считает, что в течение 30 лет почти все наши писатели создавали казенные портреты, в которых абсолютно нет никакого искусства. Соображения, которыми руководствовались писатели, носят якобы конъюнктурный характер. Как пример конъюнктурщика и человека бездарного он приводит Константина Симонова, сумевшего, однако, получить пять Сталинских премий. Не пощадил Шаламов ни Горького, ни Маяковского. Авторитет Горького он считает дутым. Маяковского, по его мнению, давно уже следует поставить на свое место. Смерть Маяковского он объясняет не теми причинами, которые общеизвестны. Смерть его — это результат осознания пустоты, которую представлял собою этот поэт. Она последовала после выставки, которую организовал Маяковский. Эта выставка называлась «20 лет литературной работы»[1]. Находилась она в клубе писателей. Шаламов утверждает, что «Маяковский увидел на выставке, что его работа за 20 лет ничего не стоит, и поэтому решил покончить с собой». Шаламов считает, что пора уже развенчать и Маяковского, и Горького…. Шаламов говорит: «Мне жаль погибшей молодости, жаль потерянных лет. Но поймите меня правильно. Я не о себе лично скорблю, а о нашем искусстве, литературе, поэзии. Шло искусство по ложному пути. Оттого оно бледно, бездарно и пустое. Писатели пели славу Сталину, отошли от правды жизни, забыли об искренности в творчестве, преследовали другие цели совсем не творческого порядка. Правда, жили эти люди отлично, у них все было: и слава, и квартира, и деньги, и "Победа", но не было творчества. Есть анекдот о писателе Софронове[2]. Он сидел у реки, к нему приплыла золотая рыбка и спросила, что ему нужно. Софронов ответил, что ему ничего не надо: деньги у него есть, квартира не одна, машина есть. Дома жене он рассказал об этом, и та обругала его. Она сказала мужу: "Дурак ты, нужно было попросить хоть немного таланта". Откуда же талант, если писатель подделывается под общее ходячее направление политики, которая была неправильна. В Москве большое впечатление произвел жест Тито[3], который возложил венок на гроб Ленина, а на гроб Сталина — нет. Он сделал плевок на весь30-летний период деятельности под руководством Сталина».
Круг писателей, к которым питает симпатии Шаламов, имеет свои особенности. Он лично знаком и очень любит Пастернака. Этот писатель известен тем, что на всех этапах жизни советского государства его всегда подхватывали наши враги. Однако это его не смущало. Шаламов говорит, что Пастернак не горевал, когда его не печатали. Теперь в Москве читают в рукописях его цикл стихов под названием «Автобиография»[4]. Скоро выйдут в свет эти стихи. Пастернак перед издательством поставил условие — не изменить ни одной строчки, в противном случае пусть эти стихи лежат у меня — это условие издательством якобы принято.
Любит Шаламов стихи Николая Клюева, известного кулацкого поэта. Клюев заявлял, что он не хочет коммуны без лежанки. Когда Клюев попытался написать стихи о Ленине, из этого ничего не вышло. Начинаются эти стихи так: «Есть в Ленине керженский дух, игуменский окрик в декретах»[5]. Даже Есенин, ученик Клюева, идеологически весьма путаный, и тот осудил Клюева в своих стихах. Приведу 8 строчек:
Вот Клюев, ладожский дьячок,
Его стихи, как телогрейка,
Но я их вслух вчера прочел,
И в клетке сдохла канарейка.
Тебе о солнце не пропеть,
В окошко не увидеть рая,
Так мельница, крылом махая,
С земли не может улететь[6].
Любит Шаламов Марину Цветаеву (она повесилась по личным мотивам). Несколько слов о Цветаевой. Она «ужасная» греховодница.
Как последний сгас на мосту фонарь —
Я — кабацкая царица, ты — кабацкий царь.
Присягай, народ, моему царю,
Присягай его царице — всех собой дарю.
Люди на душу мою льстятся,
Нежных имен у меня святцы.
А восприемников за душой
Целый, поди, монастырь мужской!
Уж и священники эти льстивы,
Каждый день у меня крестины[7]!
От греха до покаяния недалеко. Нагрешила — и в церковь:
Пойду и стану в церкви.
Помолюсь угодникам
О лебеде молоденьком[8].
Эта поэтесса вкладывается в «теорию искренности», и поэтому нравится она Шаламову. Любит Шаламов Есенина, всего, со всеми его недостатками, с идеологическими вывихами, с кулацкими идеями, с путаными заявлениями. А ведь у него есть вещи, которые никак любить и принять нельзя. Ну хотя бы такие стихи:
Как грустно на земле, как будто бы в квартире,
В которой год не мыли, не мели.Какую-то хреновину в сем мире
Большевики нарочно завели[9].
Любит Шаламов Алексея Крученых, этого сумасшедшего, бездарного пройдоху в литературе. Этот самый Крученых, который написал такое стихотворение:
Дыр — бул — щыл
Убещур
Скум
Вы — ско — бу
РЛЭЗ[10].
Крученых заявил, что в этом пятистишии больше русского национального, чем во всей поэзии Пушкина[11]. Такую поэзию Крученых называл «Грозная баячь». Маяковский назвал ее так: «Поэтическая похабщина Крученых»[12]. Шаламов лично знаком с Крученых и весьма высоко его ценит. Каждое воскресенье Шаламов ездит в Москву (уезжает в субботу на выходной день). У него в Москве есть жена и дочь. Жена работает бухгалтером[13]. Получает тысячу рублей. Сам он имеет оклад 450 рублей. Дочь учится на пятом курсе строительного института[14]. Но ездит он не только к семье. Каждую поездку он посвящает восстановлению старых знакомств. Поэтому всегда заезжает в писательский городок (Переделкино, под Москвой, с Киевского вокзала). Там застрелился Фадеев[15]. Шаламов говорит, что Фадеев якобы оставил два письма: одно — всем, другое — Хрущеву[16]. Письмо «всем» он читал. Начинается оно так: «Я 20 лет умирал и мне надоело…» Шаламов уверяет, что причина смерти — не алкоголизм. «Он не мог доказать пером, что он писатель, поэтому он решил доказать пулей. Ведь за последние 15 лет он ничего не написал».
Дружен Шаламов со студентами с литературного отделения Московского университета, с теми, которые пишут стихи. Они, по его мнению, правильно оценивают обстановку. Не любят они, по словам Шаламова, Ермилова, который работает в ЦК партии по вопросам литературы, даже ненавидят. Сам Шаламов считает, что Ермилов олицетворяет в литературе зло, «персонифицированное зло», как он выражается.
«Сейчас, — говорит Шаламов, — в мире литераторов растерянность и сумятица. Всечего-то ждут. Так дальше не может продолжаться. После письма о Сталине[17] все ожидали коренных изменений. Но их пока нет. Никто не знает, что делать, как писать, куда идти. Необходимо убрать Ермилова и много других Ермиловых. Есть признаки хорошие. Начинают издавать людей, которые были уничтожены. Но это полумера. Я подсчитал, сколько погибло от руки НКВД. Их больше, чем погибло во время Отечественной войны. Расстреляны, умерли в тюрьме или повесились: Воронский[18], Пильняк, Мандельштам, Павел Васильев,Бруно-Ясенский , Буданцев[19], Бабель, Авербах[20] и многие другие. Да и сами руководители НКВД расстреляны. Избежал такой участи Дзержинский. И только потому, что рано умер. Ведь он подписывал платформы не одной оппозиции[21]. Поживи он больше, и его бы расстреляли. Между прочим… известно ли вам, что жена Троцкого обратилась к 20 съезду партии с просьбой реабилитировать Троцкого? Неизвестно? Это факт. А в 1937 году, когда стали хватать людей, домой отказались вернуться 12 наших дипломатов[22].
Они знали, что их посадят. Хотя и там небезопасно. Троцкого и его сына и там достали и убили[23]. Страшные дела». И. вопросов не приходилось задавать. Шаламов поговорить любит. Директор торфопредприятия относится к нему хорошо. Шаламов считает, что причиной является письмо управляющеготорфотрестом Калининской области Опенченко, с которым Шаламов приехал в Туркмен. Шаламов в молодости дружил с Опенченко. Шаламов приглашает И. в гости. В Москву сейчас он не приглашает. Комната у него очень маленькая. Сам он там, в семье, почти не бывает. Он получил ответ из военной прокуратуры на его заявление. В ответе говорится, что прокурор опротестовал приговор по его делу, и он ждет решения суда. Как только он будет реабилитирован, сразу переезжает в Москву. Поэтому он сейчас спешит восстановить литературные связи. Он рассчитывает получить квартиру, а работа найдется. И вот тогда он рад принять гостем И. в Москве. Отбывал наказание Шаламов на Колыме, 15 лет[24]. Работал он в ведомственном журнале «Промышленные кадры»[25]. Редактор Петровский был расстрелян[26]. По словам Шаламова, он осужден за знакомство с ним. Шаламов рассказывал, что Пастернака вызывали в органы безопасности и беседовали с ним[27]. В конце беседы ему сказали, что хотели бы побеседовать с некоторыми лицами. Пастернак ответил: «Я вполне верю, что вы желаете с ними беседовать, но пожелают ли они беседовать с вами?»
Говорил Шаламов о художнике по фамилии Фальк или Фальт[28]. У него своя худ. мастерская. Он рисует. Ни одного казенного портрета или картины он не рисовал. Он честно рисует то, что ему по душе. Не продается. Пусть его картины и не покупаются, но он остается самим собой. За это любит его Шаламов. О Зощенко Шаламов сказал так: «Его задавил Жданов, и он никак не может подняться. Хороша у него "Голубая книга"»[29].
верно: Начальник УКГБ при СМ СССР
по Калининской области ЦА ФСБ РФ.Архивное дело №
ПФ-4678 . Т. 1. Часть И. Л. 83–90.
Машинописная копия
Примечания:
[1]. Точное название этой выставки — «20 лет работы», открылась она 1 февраля 1930 года в одновременно созданном клубе Федерации советских писателей (ул. Воровского, 52), затем показывалась в Ленинграде (с 5 марта) и вновь в Москве (в Центральном доме комсомола Красной Пресни, с 18 марта).
[2]. Софронов Анатолий Владимирович (1911–1990) — русский советский писатель, драматург, в 1948–1953 годах секретарь СП СССР. Главный редактор журнала «Огонек» в
[3]. Тито Иосип Броз (1892–1980) — деятель югославского и международного коммунистического и рабочего движения. С 1940 года генеральный секретарь ЦК Коммунистической партии Югославии, с 1952 года генеральный секретарь Союза коммунистов Югославии, с 1966 года председатель СКЮ. С 1945 года глава государства и правительства ФНРЮ (затем СФРЮ). После разрыва в 1948 году по вине руководства СССР межгосударственных и межпартийных связей с Югославией Тито противостоял идеологическому и политическому давлению СССР и выдвинул собственную модель социалистического общества. Выступал поборником внеблоковой политики, был одним из лидеров «Движения неприсоединения». Газета «Известия» от
[4]. Речь, очевидно, идет о стихотворениях из будущей книги Пастернака «Когда разгуляется», в которую вошли его стихотворения
[5]. Неточная цитата из одноименного стихотворения
[6]. Здесь слиты воедино отрывки из двух разных стихотворений Есенина: первые четыре строки — не везде точная цитата из стихотворения «На Кавказе» («Страна советская». Тифлис, 1925) и «Теперь любовь моя не та» (впервые — в коллективном альманахе «Конница бурь. Второй сборник имажинистов». М., 1920).
[7]. Первые четыре строки — не вполне точная цитата из стихотворения Цветаевой «Кабы нас с тобой — да судьба свела», написанного 25 октября 1916 года. Следующие шесть строк — не вполне точная цитата из стихотворения Цветаевой «Люди на душу мою льстятся», написанного 6 апреля 1916 года. Оба стихотворения впервые опубликованы в книге Цветаевой «Версты» (М., 1922).
[8]. Из стихотворения «Разлетелось в серебряные дребезги», написанного 1 марта 1916 года и впервые опубликованного в книге «Версты». Обращено к О. Мандельштаму (1891–1938), с которым Цветаева познакомилась в 1915 году во время его приезда в Москву.
[9]. Первые строки стихотворения Есенина «Заря Востока», написанного в октябре 1924 года и посвященного сотрудникам одноименной тифлисской газеты. Впервые опубликовано в журнале «Журналист». 1926. № 5.
[10]. Не вполне точно приводится скандально знаменитое стихотворение А. Крученых «Дыр бул щыл» (написано в декабре 1912 года, впервые опубликовано в его книге «Помада». М., 1913), демонстрирующее возможности «заумного» языка и позднее неоднократно перепечатывавшееся.
[11]. Скрытая, но точная цитата из книги А. Крученых и В. Хлебникова «Слово как таковое» (С. 9), изданной в 1913 году в Москве типолитографией «Я. Данкин и Я. Хомутов». Хлебников Велимир (Хлебников Виктор Владимирович, 1885–1922) —
[12]. Выражение «Поэтическая похабщина Крученых» принадлежит не Маяковскому, а происходит из «Декларации» имажинистов, впервые опубликованной за подписями С. Есенина, Р. Ивнева, А. Мариенгофа, В. Шершеневича, Б. Эрдмана и Г. Якулова в воронежском журнале «Сирена» (1919. № 4–5. 30 января) и затем в газете «Советская страна» (М., 1919. № 3. 10 февраля). Основным автором «Декларации» считается В. Шершеневич (см.: Есенин С. Полн. собр. соч. Т. 7. Кн. 1. М., 1999. С. 510). В ней говорится: «Поэзия надрывная Маяковского, поэтическая похабщина Крученых и Бурлюка, в живописи — кубики да переводы Пикассо на язык родных осин, в театре — кукиш, в прозе — нуль, в музыке — два нуля (00 — свободно)» (Там же. С. 305).
[13]. Гудзь Галина Игнатьевна (1909–1986) — уроженка г. Калинина, украинка. В 1937 году арестована органами НКВД Московской области по обвинению в «контрреволюционной троцкистской деятельности» и на основании инструкции НКВД СССР выслана из Москвы на 5 лет как жена осужденного мужа. Постановлением УМВД Чарджоуской области (Туркмения) 15 апреля 1946 года от административной высылки освобождена.
[14]. Дочь — Шаламова Елена Варламовна (1935–1990) — уроженка Москвы, учащаяся. После ареста родителей находилась на воспитании Гудзь Марии Игнатьевны (родная сестра Гудзь Г. И.).
[15]. Фадеев Александр Александрович (1901–1956) — русский советский писатель, общественный деятель. Из докладной записки председателя КГБ при СМ СССР
[16]. Письмо Хрущеву — письмо
[17]. Имеется в виду рассылавшийся с 5 марта 1956 года по всем партийным организациям с грифом «не для печати» и зачитывавшийся на партийных и комсомольских собраниях текст доклада Хрущева «О культе личности и его последствиях» на утреннем закрытом заседании XX съезда 25 февраля 1956 г. (см.: Реабилитация: Политические процессы
[18]. Воронский Александр Константинович (1884–1937) — литературный критик, издательский деятель, писатель, один из виднейших марксистских эстетиков. В 1921–1927 годах редактор журнала «Красная новь» и издательства «Круг». Идеолог литературной группы «Перевал». В 1928 году был исключен из партии за принадлежность к троцкистской оппозиции. В 1930 году восстановлен, являлся редактором Гослитиздата, 1 февраля 1937 года арестован, 13 августа приговорен к расстрелу Военной коллегией Верховного суда СССР (в печати долгое время фигурировал подложный год смерти — 1943).
[19]. Буданцев Сергей Федорович (1896–1940) — русский советский писатель.
[20]. Авербах Леопольд Леонидович (Леопольдович) (1903–1937) — критик, ответственный редактор журнала «Молодая гвардия» (1922–1924), член бюро ВАПП и РАПП, генеральный секретарь РАПП (1926–1932), шурин наркома внутренних дел Г. Г. Ягоды.
[21]. Вопрос о Брестском мире. «Подписывая этот мир, мы ничего не спасаем», — говорил
[22]. Имеются в виду Раскольников Ф. Ф. (полпред СССР в Болгарии), Бармин А. Г. (полпред СССР в Греции). Беседовский Г. З. (советник полпредства СССР в Японии) и многие другие.
[23]. Высланный в 1929 году вместе с Троцким из СССР его сын Лев Седов неожиданно умер 16 февраля 1938 года в парижской больнице после операции аппендицита при странных обстоятельствах, однако в известных сейчас документах НКВД нет сведений о
[24]. На Колыме В. Шаламов пребывал с августа 1937-го по ноябрь 1953 года (16 с половиной лет). Освобожден из лагеря в октябре 1951 года.
[25]. Журнал «За промышленные кадры», издававшийся в
[26]. Петровский. Сведения не обнаружены.
[27]. Данный факт не установлен.
[28]. Имеется в виду Фальк Роберт Рафаилович (1886–1958) — художник.
[29]. «Голубая книга» (публиковалась в 1934–1936) — цикл
Справка о реабилитации. Фото: