Государственная академия художественных наук (ГАХН)

Ядром будущей Академии была Научно-художественная комиссия в составе Главного художественного комитета при Наркомпросе РСФСР. 16 июня 1921 года состоялось ее первое заседание, на котором выступили А. В. Луначарский и будущий бессменный президент РАХН (и затем ГАХН) П. С. Коган. Комиссия действовала до 13 октября 1921 года Устав РАХН был утвержден в Наркомпросе 5 октября 1921 года (по другим сведениям, Положение о РАХН было утверждено председателем Академического центра Наркомпроса М. Н. Покровским 7 октября 1921 года). Для понимания специфики деятельности Академии важно знать, какие философские, научные и художественные идеи легли в ее основание. С одной стороны, это были теоретические работы и планы художника Василия Кандинского, который в 1920 году разработал «Схематическую программу института художественной культуры» (Инхук при Отделе ИЗО Наркомпроса). Краткие тезисы этой программы (декабрь 1920) недавно обнаружились в архиве ГАХН (РГАЛИ, ф. 941). Кандинский определял цели, методы и задачи принципиально новой науки об искусстве, и часть его идей была развита в ГАХН. Так, «цель Инхука», по Кандинскому, — «наука об искусстве, основанная на исследовании средств выражения отдельных искусств и искусства в целом», — стала одной из главных целей работы ГАХН. Художник предлагал искать (перво)элементы искусства и лабораторным, «научно-объективным» способом изучать их воздействие на человека. Из этой идеи выросло Физико-психологическое отделение (впоследствии разряд) ГАХН, которое в своих лабораториях как раз и занималось изучением «позитивных законов, на основе которых формируется» и воспринимается «художественное произведение», например, «законов восприятия тех общих явлений света, цвета, формы, пространства, времени, которые предшествуют чисто художественному восприятию произведения искусства» (Государственная академия художественных наук. М., 1925). Эти идеи Кандинского в ГАХН перенес один из ведущих ее ученых, теоретик искусства А. Г. Габричевский, который, будучи «непосредственным единомышленником» (по его собственным словам) художника в Инхуке, принимал участие в создании Физико-психологического отделения, первым председателем которого стал Кандинский и членом которого стал Габричевский.

Кроме того, Кандинский считал необходимым «составление словаря по терминологии искусства и по определениям основных понятий». Эта идея тоже была реализована в ГАХН: в Философском отделении, в специально организованной Комиссии, переименованной в 1926 года в Кабинет по изучению современной художественной терминологии, с 1922 года и до закрытия Академии составлялся Словарь художественных терминов.

Искусствознание интересовало Кандинского не само по себе, а как средство мощного обновления современного искусства. Поэтому для него создание Академии было своеобразным художественным экспериментом. Он стал вице-президентом РАХН, однако уже в год создания Академии, в 1921 г., художник эмигрировал в Германию, и поставленные им задачи в Москве пришлось решать не ему.

Еще одним важным инициатором создания Академии был философ Г. Г. Шпет, для которого учреждение данной институции тоже стало, вероятно, своего рода философским экспериментом. Проблемы философии искусства и культуры находились в сфере пристального внимания Шпета: его знаменитые «Эстетические фрагменты» неслучайно выходили в Москве именно в первые годы деятельности РАХН (1922–1923). Шпет занимался философским обоснованием науки об искусстве, возможных форм его изучения и интерпретации. Для Шпета искусство было одним из видов знания (см. его статью «Искусство как вид знания», 1927), соответственно эстетика приобретала особую гносеологическую значимость. Как соотносятся искусство и наука в общечеловеческом процессе созидания культуры? Что значит автор, как личное и личность присутствует в произведении? Как именно происходит и почему возможно понимание произведения искусства? Ученый вырабатывает концептуальный аппарат для описания форм искусства, но что такое форма? Что означает изучение формы? Какое знание она может скрывать и раскрывать, — вот вопросы, которые ставили перед собой Шпет и его ближайшие сотрудники в Академии (А. Г. Габричевский, Н. И. Жинкин, Н. Н. Волков, А. А. Губер, М. М. Кенигсберг, А. С. Ахманов, М. А. Петровский) и которые определили как принципы административного деления ГАХН, так и тематику работ, прежде всего, Философского отделения.

Во-первых, само наличие Философского отделения в составе института, главный предмет изучения которого — искусство, благодаря Шпету, не должно вызывать удивления. Именно философия, по Шпету, определяет предмет, границы и задачи специальных наук об искусстве, разрабатывает их терминологический и концептуальный аппарат. В соответствии с этим положением, на Философском отделении сам Шпет прочел доклад «О границах научного литературоведения» (24 ноября 1924 года); Н. И. Жинкин написал статью об эстетических формах, М. И. Петровский — о выражении и изображении в поэзии, Н. Н. Волков — о метафоре и А. А. Губер — о символе. Последние четыре статьи вошли в коллективную монографию «Художественная форма» (1927), подготовленную именно в Философском отделении. Стараниями сотрудников этого отделения вышел также сборник «Искусство портрета» (1928), где его редактор, А. Г. Габричевский, опубликовал статью «Портрет как проблема изображения». Естественно, что работа по составлению словаря художественных терминов была организована также в рамках этого отделения, поскольку, по Шпету, терминология является прерогативой философии.

Во-вторых, Философское отделение занималось действительно теорией искусства, что нашло выражение в названиях его «подсекций» (1925): Теоретической поэтики, Теории пространственных искусств, Теории музыки, Теории и эволюции декоративных форм. История же искусства была в ведении Социологического отделения, с его «подсекциями»: Истории литературы, Современного искусства, Истории музыки, Истории театра. 

В-третьих, тематика работ Философского отделения во многом соответствовала научным интересам его первого председателя, Шпета, который в 1922 гjle сформулировал задачи отделения, 16 марта 1922 года прочел доклад «Характер современной эстетики», в котором определял ее как строгое знание, в отличие от эстетики психологической и метафизической. В 1923–1924 академическом году темой работ отделения было время и пространство. Со следующего, 1924–1925 года началась разработка проблем художественной формы; в рамках отделения была создана специальная Комиссия по изучению художественной формы под председательством Шпета, затем А. А. Циреса. Членами Комиссии были А. С. Ахманов, А. А. Буслаев, Г. О. Винокур, А. Г. Габричевский, А. А. Губер, Н. И. Жинкин, В. П. Зубов, М. М. Кенигсберг, С. Я. Мазе, М. А. Петровский, Р. О. Шор, С. Н. Экземплярская и др. В отличие от формалистов школы Опояза, эстетическая форма понималась как «внутренняя форма», которая рассматривалась в соотношении с другими формами: логическими, синтаксическими, мелодическими, собственно поэтическими, реторическими и т. д.

В докладе «О различных значениях термина „форма“» Шпет наметил темы для дальнейших исследований, которым были посвящены доклады Н. И. Жинкина «Проблема эстетической формы» (был опубликован в упомянутом выше сборнике «Художественная форма»), самого Шпета, «Понятие внутренней формы у Гумбольдта» (см. его монографию «Внутренняя форма слова. Этюды и вариации на темы Гумбольдта», Москва: ГАХН, 1927), А. А. Буслаева, «Понятие внутренней формы у Потебни и Штейнталя», М. М. Кенигсберга, «Внутренняя форма у Марти», а также доклады А. А. Буслаева и С. Я. Мазе по синтаксису, как грамматической форме. Проблемам и определению специфики архитектурной формы были посвящены, например, статьи А. Г. Габричевского «Пространство и масса в архитектуре», «К вопросу о строении художественного образа в архитектуре» (Искусство. 1923. № 1). Авторы сборника «Художественная форма» (см. выше) обсуждали специфику таких форм, как образ и троп. Сборник «Искусство портрета» вышел в рамках запланированного исследования «Проблемы изображения личности в искусстве». Герменевтические штудии Шпета отозвались в книге филолога Г. О. Винокура «Биография и культура», которая вышла в 1927 гjle в серии Трудов Философского отделения.

К лету двадцать девятого приступили к чистке ГАХНа. Были первые аресты уже в 1929 году. Уже началось. Правда, папу тогда не тронули. И в Москве даже говорили: «Ну, конечно, Шпета не взяли — все-таки его имя и за границей известно, поэтому, скорее всего, его и не берут. Много тогда пострадало гахновцев, кто-то попал в лагерь на три года; Габричевский был на месяц арестован, Шапошников выслан на пять лет в Великий Устюг.

Шторх М. Г. Дочь философа Шпета. М.: Corpus, 2014

В конце 1920-х академическая свобода доживала последние дни. Советская власть «зачищала» неблагонадежные с ее точки зрения научные кадры перед выборами 1929 года в РАН — с их помощью дореволюционный состав Академии окончательно отошел от дел, а их место заняли партийные деятели. ГАХН выделялась среди других академических учреждений СССР как весьма вольнодумным составом, так и отсутствием партийной ячейки, что с наступлением сталинской «Революции сверху» стало нонсенсом. Академия художественных наук постепенно становилась бельмом на глазу власти. В 1929 году против ее руководства, в т. ч. против Г. Г. Шпета была начата травля в прессе. Вице-президент ГАХН был обвинен в идеализме и даже антимарксизме, после чего был вынужден покинуть пост.