Всесоюзный институт минерального сырья

Адрес: г. Москва, Старомонетный пер., д. 31

Всесоюзный институт минерального сырья занимался поиском ресурсов минерального сырья на территории СССР. В годы Большого террора были арестованы несколько сотрудников ВИМС. Всероссийский научно-исследовательский институт минерального сырья им. Н. М. Федоровского на базе ВИМС существует и сейчас.

Институт прикладной минералогии. 1929–30 гг. Фото: PastVu
Институт прикладной минералогии. 1929–30 гг. Фото: PastVu

Институт прикладной минералогии был первым частным научным учреждением в России. Он был основан в 1904 году учеником В. И. ВернадскогоВ. В. Аршиновым на деньги его отца, мецената В. Ф. Аршинова. Изначально институт назывался «Lithogaea» — «Каменная Земля», и был нацелен на изучение минеральных ресурсов страны. В 1918 году институт перестал быть частным и поступил в ведение ВСНХ, хотя В. В. Аршинов смог остаться его директором. В 1923 году «Lithogaea» была переименована в Институт прикладной минералогии. Его возглавил Н. М. Федоровский.

Государство ставило перед институтом задачу поиска минерального сырья на территории СССР. Исследования были направлены на создание новых разделов теории рудообразования, методических основ прогноза, поисков и изучения месторождений, а также разведку основных месторождений. В 1925 название снова поменялось: теперь это был Институт прикладной минералогии и металлургии. В том же году началось строительство нового здания института в Старомонетном переулке по проекту архитекторов В. А. Веснина и В. А. Рогозинского. Переезд состоялся в 1930 году. В 1935 году институт был переименован во Всесоюзный институт минерального сырья — ВИМС.

Сотрудникам института удалось установить закономерности формирования редкоземельных месторождений, разработать модели формирования месторождений многих редких металлов — молибдена, вольфрама и олова. Были созданы методики локального прогноза рудных элементов, поисков и оценки месторождений, переработки и обогащения минерального сырья. Во время войны институт выполнял различные задачи, в том и числе непрофильные — изготовление корпусов снарядов для «Катюш», разработка незамерзающей смазки для боевой техники, разработка различных обогатительных комплексов для нужд фронта. Позднее институт принимал участие в атомном проекте.

Н. М. Федоровский и В. И. Вернадский в Институте минерального сырья, 30-е годы. Из архива С. Л. Щеглова. Фото: memorial.krsk.ru

Н. М. Федоровский и В. И. Вернадский в Институте минерального сырья, 30-е годы. Из архива С. Л. Щеглова. Фото: memorial.krsk.ru

В. А. Зильберминц. Фото: Дедушка, Grand-père, Grandfather... Воспоминания внуков и внучек о дедушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX – XX веков. Litres, 2015

В. А. Зильберминц

Заведующий геохимической лабораторией института В. А. Зильберминц был арестован в 1938 году и обвинен в «шпионаже и контрреволюционной террористической деятельности». Он был расстрелян 21 февраля 1939 года.

Директор Всесоюзного института минерального сырья, академик Н. М. Федоровский, был арестован 25 октября 1937 года и был осужден на 15 лет лагерей. Он был сначала отправлен в Воркутлаг, а в 1942 году переведен в Москву, где работал в Институте удобрений. В 1945 году он был отправлен в Норильск, где преподавал минералогию в геологическом техникуме, а позднее работал на Норильском комбинате. Некоторое время Федоровский был расконвоированным, но за два года до освобождения был вновь помещен в зону и переведен на общие работы. В 1954 году он был реабилитирован, но сразу после этого тяжело заболел и так не оправился от болезни.

О встрече с Н. М. Федоровским в сибирской ссылке вспоминал К. В. Флуг.

Автор этих воспоминаний, Константин Валерианович Флуг, был арестован 1 октября 1932 года, будучи студентом МВТУ им. Баумана. По его предположению, причиной ареста послужило то, что он написал пьесу о терроре для театра Мейерхольда (архив Общества «Мемориал». Ф. 1. Оп. 3. Д. 5376. Л. 2–3). Он отбывал срок в Сиблаге и Воркуте, освободился только в 1946 году. В 1949 году он был повторно арестован и приговорен к бессрочной ссылке (окончившейся в 1954 году после смерти Сталина).

Флуг К. В. Воспоминание о геологе Федоровском. Архив Общества «Мемориал». Ф. 1. Оп. 3. Д. 5376

Долго я не решался приступить к записи последней геологической экспедиции Николая Михайловича Федоровского в первый послевоенный год. Причина подобной нерешительности ясна — мне неловко говорить о себе, что неизбежно, учитывая тот факт, что Федоровский выезжал для оценки моего открытия. Слишком неравными с общественно-научных позиций мы были: он — ученый с мировой известностью, государственный руководитель и я — молодой самоучка, не имеющий никакого геологического образования. Понятно, что в подобной ситуации трудно ставить нас в одну упряжку поискового отряда… Но ведь всё это было! Пережита совместно работа, о которой никто не писал, да и мало кто теперь знает… Мы были «однополчанами» в течение почти двух десятилетий, два разных человека с общей судьбой…

Это был поисковый отряд из трех человек, посланный на несколько суток руководителями «Воркутстроя» МВД для оценки одного рудопроявления в угольном регионе Заполярья. Предстояло проехать 60 км по узкоколейке, вывозившей уголь до пристани, затем от Воркуты-Вом вверх по реке Усе ещё 40 км до деревни Елец, конечного пункта маршрута, на телеге… Был конец лета, короткого, холодного, но прекрасного лета Заполярья… Рабочий правил лошадью, а мы сидели свесив ноги по обеим сторонам телеги, которая катилась по древней дороге — ворге… С реки несся запах океана, рыбы, а на берегу благоухали невиданные березовые рощи, в которых красные подосиновики возвышались над карликовыми деревцами среди зарослей голубики, черники, земляники [ручкой сверху: княженики]. Ветер дул с востока, где на два румба горизонт покрывали вершины и долины Урала. До гор километров 50, они манили мечтой открытий и серебряный колокол исканий звал геологов на неведомые тропы кочевников. Все невзгоды, все заботы исчезали перед величием природы. Красивое лицо моего спутника молодело от волнения, можжевеловый куст, задетый телегой, запах чем-то непривычно пряным, экзотическим.

 — Спасибо Вам, Костя, за эту поездку. Ведь я впервые вижу Полярный Урал так близко, хотя последние годы видел его издалека. — Мы оглянулись на запад. Там ещё виднелся дым паровоза, крыши пакгаузов… Федоровский усмехнулся.

— Воркута — Вом! И это после того, как прошли для меня и Тюя-Муюн, и Кара-Мазар, и Глобе-Феникс. Облетели годы с белых яблонь юности.

— Я вздохнул в ответ: — Вы были счастливы, профессор; вы держали в ладонях цветы Тюя-Муюна, полиметаллы Риддера, золото Витватерсранда, алмазы Кимберли. Почему я не ездил Вашим коллектором? — Он посмотрел как учитель на ученика:

— Вы сделали многое, Костя. Найти сидериты, документированные в кернах как кремень, марганец в комплексе с коксующимися углями Воркуты, обнаружить глауконит в бутовом камне для местной ТЭЦ… Я подробно напишу положительную оценку Вашего вклада…

…Телегу встряхнуло на кочках. Николай Михайлович повеселел, его усталое лицо измученного многолетней болезнью [ручкой сверху: многолетним заключением] человека помолодело. Он сказал: — Я снова на моем Урале, рабочем месте юности, когда я вот также ездил по заданию Вернадского. Как давно это было, но будто вчера… И после этой поездки я Вас, Костя, считаю не только своим учеником: Я зачисляю Вас в штат ВИМСа! — Он протянул руку и мы оба засмеялись от беспричинной радости свободы… [ручкой сбоку: которую ему дал я на трое суток].

— Приказ подпишу потом, — закончил Федоровский. Впереди возвышались хребты Полярного Урала: Оче-Нырд, Энган-Пе [ручкой сверху: Пайпадуна]… Я подумал, что надо одну из них назвать горой Федоровского на память об его последней, вероятно, геологической экспедиции… Деревня Елец. Последний населенный пункт на большой полярной реке. Поселок в три дома, расположенный у подножья отрогов Урала, за Полярным кругом… Два лета я бывал в этом просторном пятистенном доме русского хозяина. Хозяин похвастал перед гостями десятком первостатейных белых песцовых шкур, лисами чернобурыми и рыжими, крохотными горностаями. Самой большой гордостью охотника демонстрировалась шкура песца голубого с пепельно-дымчатым ворсом, а в белизне песцового меха сверкали ворсинки бриллиантовой пылью. Обедали, точнее ужинали, необычайно сытно. Жареная оленина, мозги, куропатка, уха из хариусов, моченая морошка. Только вместо хлеба сухари. И к крепкому чаю нарезана луковица, принесенная мной взамен лимона… Потом женщины постелили пуховые перины в просторной горнице с крашеными полами, по две огромных подушки гагачьего пуха. Я спросил хозяина: — Какой чай мы пили — индийский, китайский, цейлонский?… Когда мы улеглись на перины, благодушествуя, Николай Михайлович сказал: — Я же был и там, и там, и там… — И вдруг начал читать стихи, не свои, Киплинга: — «Возле форта Мандалай, там, где рыб летучих стая, где заря, как гром [ручкой сверху: к нам]. приходит из Китая.».

— Мы долго беседовали в тот вечер. В комнате начались сумерки, стекла маленьких окон с ситцевыми занавесками постепенно синели, где-то лаяли собаки… Тишина, благодать, забвенье. Но уже работала экспедиция, изыскивая железнодорожную трассу через Урал. Один из вариантов проходил мимо деревни Елец. — Я продумал возможность наличия нефти в Большеземельской тундре, — сказал Федоровский: — Повторите, Костя, Ваши прогнозы, соображения. — И сразу же зазвенел, ломая хрупкую тишину, серебряный колокол исканий, предвещая грядущее… — Это не мои соображения, это факты, — сказал я. — Вот первый: разведочная скважина на оси Воркутской мульды дает светильный газ и соленую воду. Бурмастер Инго устроил там баню для буровиков. Когда я там мылся, взял газ и воду на анализ. Анализ производила Воркутинская мерзлотная станция Академии наук. На удивление всех, особенно геологов, в газе оказались тяжелые углеводороды, пропан, бутан. Это же признаки нефтеносности?! — Конечно, — сказал Федоровский, — продолжайте, пожалуйста. Какие породы вскрыла скважина? — Я ответил, что нефть в толщу пород надугленосной свиты могла поступать и из более древних допермских отложений.

— Конечно, на Сыр-Яге выходит уже девон, да и кембрий недалеко.

— Федоровский почувствовал себя вновь профессором Горной Академии.

— Однако гораздо интереснее, если этот газ поступает из мезозойских отложений. Эти толщи имеют огромный регион развития по ту сторону Урала, на всей западносибирской низменности, при больших мощностях. Я не специалист по нефти, но Ваше открытие дало мне новое направление в исследовании недр страны. Я займусь этим… [ручкой сбоку: когда вернусь в Москву]

— Сейчас Вы получите факт второй — сказал я и привел хозяина, который подтвердил Федоровскому, что в верховьях Кары есть большое озеро — Выя-Ты. По ненецки это означает Масляное озеро. И впадающий ручей тоже Масляный — Выя-Вис. Когда я туда ездил, видел на воде у берегов радужные масляные пленки. — Пожелав нам хороших снов, хозяин ушел. Но мы [ручкой сверху: не] замолчали, охваченные страстью открытий.

— А этот человек не врет, — сказал я. — По его указанию я нашел руду на реке Харбей. Правда, это оказался не свинец, про который он повещал, а молибденит…

— Молибденит и галенит во многом похожи. Вот туда надо теперь нам поехать! — воскликнул Николай Михайлович. Мы оба долго не спали, беседуя не только о геологии, будто предчувствовали, что больше никогда не встретимся. Неслышно вошла хозяйка и выкрутила фитиль лампы. Керосин здесь слишком дорого стоил.

…Ни на Масляное озеро, ни на марганец никто из нас не поехал. Федоровский написал отчет о нашей поездке, потом его перевели в Норильск. А я начал работать в экспедиции Главсевморпуть.

…Так я и остался лишь учеником Николая Михайловича Федоровского, да и то приватным. Но мы долгие годы были однополчанами, у нас было одно рабочее место. И я тогда считал себя сотрудником ВИМС, «детища Федоровского». [ручкой ниже: получившим из его рук диплом геолога].

И еще из других писем К. В. Флуга: «Он (Федоровский — С.М.) постоянно рвался, задолго до амакинцев, в Восточную Сибирь на поиски алмазов, в которых был уверен ещё со времён геологической конференции в Южной Африке в 30-х годах…

…Часто он вспоминал свою любимую ученицу Татьяну Николаевну Шадлун. Он был бы рад её успехам в геологии. Он был красивый, добрый и очень умный человек…»

Доктор геол.-мин. наук С. В. Малинко

[ручкой ниже: октябрь 1986 года]

Архив Общества «Мемориал». Ф. 1. Оп. 3. Д. 5376

Анатолий Обжиров