Научно-исследовательский институт языкознания (НИЯз)

Адрес: г. Москва, ул. Мясницкая, д. 42

Научно-исследовательский институт языкознания (НИЯз) при Наркомпросе действовал в 1931–1933 годах. Его сотрудники и идейные вдохновители НИЯЗа (Г. К. Данилов, Т. П. Ломтев и другие) выступали против господствовавшего в лингвистике 30-х годов марризма, но одновременно проповедовали исключительно собственное «марксистское языкознание» и боролись с «буржуазными учеными». НИЯз был закрыт по требованию Я. Марра, ставшего, фактически, официальным главой всего советского языкознания.

 
Дом Барышникова (Мясницкая городская больница), где располагался Научно-исследовательский институт языкознания. 1900—1903 гг. Фото: PastVu

Дом Барышникова (Мясницкая городская больница), где располагался Научно-исследовательский институт языкознания. 1900—1903 гг. Фото: PastVu

История здания и института

Научно-исследовательский институт языкознания расположился в бывшей усадьбе Барышникова по адресу: Мясницкая, 42. Во время своего недолгого существования он делил это здание с Институтом санитарного просвещения Наркомздрава.

Здание усадьбы было построено в период с 1797 по 1802 годы по проекту архитектора М. Казакова. В первой половине 19 века усадьба была одним из центров культурной жизни Москвы, здесь бывали В. Кюхельбекер, В. Одоевский, в 1823–24 годах гостил А. Грибоедов, который работал в этих стенах над пьесой «Горе от ума». В начале XX века (до 1923 года) здесь находилась Мясницкая городская больница. В начале 1990-х годов сюда переехала редакция газеты «Аргументы и факты» (Дедушкин А. Узнай Москву).

Улица Кирова (Мясницкая) в 1947 г. (на заднем плане дом Барышникова). Кадр из к/ф «Весна». Источник: PastVu

Улица Кирова (Мясницкая) в 1947 г. (на заднем плане дом Барышникова). Кадр из к/ф «Весна». Источник: PastVu

Научно-исследовательский институт языкознания был создан в 1931 году. Директором института стал выпускник Института красной профессуры М. Н. Бочачер. Институт был тесно связан с объединением приверженцев марксистского языкознания с характерным для эпохи военизированным названием «Языкофронт». Прежде чем обратиться к истории этого объединения, следует сказать несколько слов о положении в лингвистике в начале 1930-х годов.

Н. Я. Марр и марризм

Влияние так называемого «нового учения о языке» (или «яфетической теории»), сформулированного академиком Н. Я. Марром, с 1923–24 годов неуклонно возростало, а в 1928–29 годах приобрело решающее значение в советской лингвистике. Основу марризма составляли две идеи, касавшиеся исторического развития языка. Во-первых, согласно Марру (и вразрез с классической лингвистической теорией), языковое развитие идет в направлении от множества языков к единству, то есть каждый диалект и говор поначалу был отдельным языком, а затем происходил процесс скрещения. В результате множества скрещений количество языков постоянно уменьшается, и в коммунистическом обществе этот процесс найдет завершение в создании всемирного языка. Во-вторых, Марр утверждал, что хотя языки возникли независимо друг от друга, они развивались по абсолютно единым законам, но с неодинаковой скоростью. При этом, по Марру, все языки проходят одни и те же стадии, определяемые уровнем социально-экономического развития, а звуковая речь возникала в первобытном обществе как средство классовой борьбы, и поначалу у всех народов состояла из одних и тех же четырех элементов САЛ, БЕР, ИОН, РОШ.

Н. Я. Марр. Фото: russiangap.com

Н. Я. Марр

Несмотря на очевидную ненаучность марристской теории, ее влияние было огромным. Причин этому можно выделить несколько. В. М. Алпатов пишет: «Марр несомненно был яркой личностью, обладал обширными, хотя и нередко поверхностными познаниями, и умел привлекать к себе людей. В то же время он всегда был властным и не терпевшим возражений человеком. Другим элементом истины был тот кризис в развитии мирового языкознания, который заметил и использовал, в своих целях Марр. <…> Идеи Марра были одной из попыток его преодоления, поначалу казавшейся интересной уже потому, что „новое учение“, отказываясь от традиционных постулатов, сохраняло привычное для многих понимание языкознания как исторической науки <…> Марр ориентировался на представления именно 20-х годов, когда ждали скорой мировой революции, построение коммунизма казалось делом близкого будущего и многие всерьез надеялись успеть поговорить с пролетариями всех континентов на мировом языке» (Алпатов В. М. Марр, марризм и сталинизм).

Кроме того, Марр резко противопоставлял свое учение дореволюционной и западной науке, что также отвечало духу времени:

Сама индоевропейская лингвистика есть плоть от плоти, кровь от крови отживающей буржуазной общественности, построенной на угнетении европейскими народами народов Востока, их убийственной колониальной политикой.

Марр Н. Я. Избранные труды. М.-Л., 1936. Т.III

Опять же в духе времени с 1928 года Марр начал активно дополнять свои сочинения цитатами из классиков марксизма-ленинизма. В том же году в Комакадемии была создана подсекция материалистической лингвистики во главе с Марром. Другие лингвисты, не принимавшие марровского учения, уже в конце 20-х годов испытывали большие трудности в работе, против них выдвигались различные политические обвинения. В 1932 году в Ленинграде был издан сборник статей марристов «Против буржуазной контрабанды в языкознании», где в «контрабандисты» было зачислено около трех десятков ведущих ученых. Лингвисты, сохранявшие хоть какую-то независимость в работе, подвергались травле.

Марристы в духе эпохи (который они во многом задавали) пользовались той же военизированной лексикой, что и их оппоненты: ср. название статьи апологетов марровского учения В. Б. Аптекаря и С. Н. Быковского «Современное положение на лингвистическом фронте и очередные задачи марксистов-языковедов» (Л., 1931).

«Языкофронт»

Научное объединение «Языкофронт» было создано в 1930 году. В нее входили Г. К. Данилов, К. А. Алавердов, Я. В. Лоя, Т. П. Ломтев, П. С. Кузнецов и другие. Языкофронтовцы принимали некоторые идеи Марра (такие как отрицание языкового родства, отнесение языка к надстройке), но отвергали большую часть его теории (например, идею о четырех основных элементах). Одновременно они, правда, боролись и с языковедами старой школы. Они выступали за создание «марксистской лингвистики» (идея переустройства всех наук на марксистских началах была крайне популярной в 20-х годах; в частности, за марксиситсое языкознание выступал и выдающийся лингвист Е. Д. Поливанов, категорический противник Марра) и резко против «буржуазной науки». В 1932 году по заданию методологического сектора НИЯза П. С. Кузнецов написал брошюру «Яфетическая теория» с критикой марровского учения, доставившую, по словам автора, ему «много неприятностей».

Осуждена была моя книжка «Яфетическая теория» (сам Марр назвал ее «китайской бомбой» — сравнительно незадолго до того был известный конфликт на КВЖД.

Кузнецов П. С. Воспоминания // Московский лингвистический журнал. 2003. Т. 7. № 1

 
П. С. Кузнецов. Фото: philol.msu.ru

П. С. Кузнецов. Фото: philol.msu.ru

В институте работали также ученые, не входившие в «Языкофронт»: А. М. Селищев, Н. Ф. Яковлев, Н. М. Каринский и другие. Они находились в различных отношениях с марризмом — от резкого неприятия (Селищев), до частичного, искреннего или нет, его принятия. В стенах НИЯза сформировалась так называемая Московская фонологическая школа, в которую входили В. Н. Сидоров, Р. И. Аванесов, А. А. Реформатский, А. М. Сухотин, П. С. Кузнецов.

4 января 1932 года из института по инициативе директора Бочачера был уволен крупнейший славист и лингвист А. М. Селищев, впоследствии восстановленный благодаря вмешательству наркому просвещения А. С. Бубнова.

НИЯз и «Языкофронт» вели борьбу на два фронта… Постоянно бывали дискуссии. По линии борьбы с буржуазным языкознанием громили различных старых языковедов, в том числе и работавших в институте. Громили П. А. Расторгуева за то, что его некоторые теории (он занимался главным образом белорусским языком) смыкаются с некоторыми теориями «нацдемов» (националистических демократов). Совершенно растерявшийся Расторгуев, выступая с ответным словом, начал: «Конечно, я за нацдемов…», но, услышав шум в зале, поправился: «Нет, нет, я, конечно, против нацдемов…». Громили А. М. Селищева за «Язык революционной эпохи» и за что-то еще. В защиту его выступали Р. И. Аванесов, В. Н. Сидоров и С. Б. Бернштейн (он был тогда аспирантом)… С разгромной речью выступил Бочачер, который вообще-то не очень разбирался в лингвистике, а Данилов с восторгом приветствовал «рождение нового лингвиста — Бочачера»…

Кузнецов П. С. Воспоминания // Московский лингвистический журнал. 2003. Т. 7. № 1

А. М. Селищев в числе многих других ученых был арестован в 1934 году по так называемому «делу славистов» (подробнее об этом см. на странице Квартира М. Н. Сперанского). Выдающиеся ученые-лингвисты Н. М. Дурново и Г. А. Ильинский, погибли, а другие — А. Ф. Селищев, В. В. Виноградов, А. А. Сидоров и др. — провели по несколько лет в тюрьмах, лагерях или ссылке.

Закрытие института

В результате все возраставшего всепоглощающего влияния марризма объединение «Языкофронт» в 1932 году было вынуждено самораспуститься.

Мотив Данилова был такой: он сделал свое дело, а теперь не время групповым организациям, надо строить всем сообща советское марксистско-ленинское языкознание.

Кузнецов П. С. Воспоминания // Московский лингвистический журнал. 2003. Т. 7. № 1

НИЯз, прочно ассоциированный с «Языкофронтом», был закрыт в 1933 году. Таким образом, единственным лингвистическим научным учреждением остался Институт языка и мышления им. Марра в Ленинграде.

В годы Большого террора (1937–38) многие лингвисты были расстреляны: среди них были как противники Марра (Е. Д. Поливанов, Г. К. Данилов, К. А. Алавердов), так и лингвисты, номинально принявшие его учение (ак. А. Н. Самойлович), а также некоторые из «верных» марристов (В. Б. Аптекарь, С. Н. Быковский, Л. Г. Башинджагян) (Алпатов В. М. Марр, марризм и сталинизм).

Бывший директор НИЯза, организатор травли и увольнений неугодных ему ученых старой школы, не оказался удачливее своих коллег. М. Н. Бочачер был арестован 22 марта 1938 года. Он был приговорен к высшей мере наказания 4 марта 1939 года по обвинению в «шпионаже и участии в контрреволюционной террористической организации» и в тот же день расстрелян (Жертвы политического террора в СССР).

Неожиданный конец марризма

К концу 1930-х годов в лингвистике стало больше свободы. После смерти Марра его преемник академик И. И. Мещанинов занял более взвешенную и разумную позицию по отношению к ученым иных взглядов.

Однако после выступления Лысенко на печально известной сессии ВАСХНИЛ (в 1948 году) в любой области науки стали искать своих «менделистов-вейсманистов-морганистов». В течение примерно полутора лет в лингвистике шла погромная кампания, возглавлявшаяся Г. П. Сердюченко и Ф. П. Филиным. Проработки шли на собраниях и в ряде органов печати («Правда», «Культура и жизнь», «Литературная газета»). Многим пришлось отречься от своих взглядов и трудов. Выдающийся финно-угроведД. В. Бубрих умер от сердечного приступа в 1949 году двух недель почти ежедневной проработки. Н. Ф. Яковлев, пытавшийся быть марристом, хотя и не очень убедительно, в результате травли заболел психическим заболеванием и был вынужден уйти из науки. К весне 1950 года многие ученые лишились работы. К ноябрю 1948 года Филин с партийными сотрудниками двух ленинградских институтов подготовил секретную докладную записку в ЦК ВКП(б) о «состоянии и задачах советского языковедения» с марристской точки зрения (Дружинин П. А. Идеология и филология: документальное исследование. М.: Новое литературное обозрение, 2012).

Однако неожиданно 9 мая 1950 года в газете «Правда» была объявлена дискуссия по вопросам языкознания, начатая статьей против Марра, написанной академиком АН Грузии А. С. Чикобавой. Далее в «Правде» печатались статьи противников Марра (А. С. Чикобава, Б. А. Серебренников, Г. А. Капанцян, Л. А. Булаховский), его защитников (И. И. Мещанинов. Н. С. Чемоданов, Ф. П. Филин, В. Д. Кудрявцев) и сторонников компромиссной позиции (В. В. Виноградов, Г. Д. Санжеев, А. И. Попов, С. Д. Никифоров). 20 июня в рамках дискуссии появилась статья Сталина «Относительно марксизма в языкознании», содержавшая резкую критику «марризма. 4 июля газета напечатала ответ Сталина Е. Крашенинниковой, а 2 августа — еще три его ответа на письма читателей. Эти публикации составили текст под общим названием «Марксизм и вопросы языкознания», изданный огромным тиражом. В. М. Алпатов предполагает, что причина вмешательства Сталина во внутринаучную ситуацию могла заключаться в несоответствии идей Марра, ориентированных на умонастроения 20-х годов, политической линии Сталина послевоенных лет, когда ушли в прошлое мечты о всемирной революции и общем пролетарском языке. «В этих условиях отрицание Марром национальных границ и рамок и особой роли русского языка, полное отвержение старой науки, требование форсировать создание всемирного языка не могли нравиться Сталину. Недаром Сталин сопоставил Марра с пролеткультовцами и рапповцами. Марр оказывался удобным примером для осуждения неприемлемых к тому времени для Сталина, но еще не забытых идей 20-х годов» (Алпатов В. М. Марр, марризм и сталинизм).

Новым главой советской лингвистии стал академик В. В. Виноградов, до того переживший два ареста и две ссылки, а еще недавно — в 1948–1949 годах — разоблачавшийся как «буржуазный лингвист» и снятый с должности декана филфака МГУ.

Бывшие марристы теперь должны были публично каяться и отказываться от своих прежних заблуждений так же, как под их давлением делали те, против кого они боролись два десятилетия. Однако они не были арестованы, и мало кто был уволен с работы (уволен из Московского института востоковедения как «неразоружившийся маррист» был, в частности, уже упоминавшийся Н. Ф. Яковлев, тяжело переживавший все перипетии идеологического диктата в науке). Однако некоторые из них и далее успешно продвигались по карьерной лестнице, приспособившись к новым обстоятельствам. Так, один из рьяных сторонников марризма и организатор кампании по травле противников «нового учения о языке» Ф. П. Филин вначале был снят с административных постов, а на его работы запрещено было ссылаться, но в 1960-е годы его карьера снова пошла в гору: он стал директором Института языкознания АН СССР, затем Института русского языка АН СССР, а также главным редактором журнала «Вопросы языкознания».

«Товарищ Сталин, вы большой ученый…»

Неожиданное выступление Сталина по совершенно далекому от него вопросу языкознания довольно стало восприниматься анекдотически. Поэт Юз Алешковский упоминает его в своем стихотворении «Простой заключенный», впоследствии взятом за основу песни В. Высоцким:

Товарищ Сталин! Вы большой ученый,
В языкознании познали толк.
А я простой советский заключенный
И мой товарищ — серый брянский волк.

За что сижу, по совести, не знаю;
Но прокуроры, видимо, правы.
Итак, сижу я в Туруханском крае,
Где при царе бывали в ссылке вы.

И вот сижу я в Туруханском крае,
Где конвоиры строги и грубы.
Я это все, конечно, понимаю
Как обостренье классовой борьбы.

То дождь, то снег, то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра и до утра.
Вы здесь из искры раздували пламя, —
Спасибо вам, я греюсь у костра.

Я вижу вас, как вы в партийной кепке
И в кителе идете на парад.
Мы рубим лес и сталинские щепки,
Как раньше, во все стороны летят

Вчера мы хоронили двух марксистов.
Мы их не укрывали кумачем, —
Один из них был правым уклонистом,
Второй, как оказалось, ни при чем…

Живите ж тыщу лет, товарищ Сталин!
И как бы трудно не было б здесь мне,
Я знаю, будет много чугуна и стали
На душу населения в стране!

Он перед тем как навсегда скончаться
Вам завещал кисет и все слова,
Просил в евойном деле разобраться
И тихо крикнул: «Сталин — голова!»

Алешковский Ю. Простой заключенный

 

В. Высоцкий. «Товарищ Сталин, вы большой ученый…». Запись в аудитории ВГИКа. Источник: v-vissotsky.ru

Ольга Лебедева
Алпатов В. М. Марр и марризм: история одного мифа. М.: Наука, 1991
Кузнецов П. С. Воспоминания // Предисловие и комментарии В. М. Алпатова. Московский лингвистический журнал. 2003. Т. 7. № 1