Адрес: Москва, ул. Тверская, д. 6
Александр Солженицын и Лев Копелев познакомились и подружились в декабре 1947 года во время заключения в Марфинской шарашке. В 1950 году их пути разошлись: Солженицын был этапирован в спецлагерь в Экибастузе, а Копелева оставили в заключении в Москве и Московской области. После освобождения в 1954 году Копелев узнал, что Солженицын находится в ссылке в Казахстане, и они стали переписываться. Копелев помогал Солженицыну, чем мог. Их следующая встреча случилась в июне 1956 года, когда Солженицын вернулся из ссылки.
Тверская, 6. 1960 — 1965 гг. Фото:
Солженицын вернулся из ссылки 24 июня 1956 года. На Казанском вокзале его встретили друзья и сокамерники по марфинской шарашке, Дмитрий Панин и Лев Копелев.
Солженицын вывез из ссылки все тюремные и лагерные сочинения, а после возвращения принялся собирать свои рукописи, рассеянные по московским друзьям и знакомым. Уже на следующий день после возвращения Солженицын приехал с чемоданом бумаг на дачу Льва Копелева: забрать свои старые рукописи и показать новые, сочиненные в лагере и ссылке. Также Солженицын надеялся, что Копелев, у которого имелись зарубежные связи, как-то поможет ему с отправкой рукописей за границу и их публикацией там.
Из дневников Льва Копелева:
25 июня… С. [Солженицын] приехал к нам на дачу. Сумка рукописей. Вдвоем в лесу. Он по-детски радуется березам: «Там ведь степь, только голая степь. А это русский лес».
Читает стихи — тоска заключенного о далекой любимой. Искренние, трогательные, но все же книжные; надсоновские и апухтинские интонации. Потом читает очень интересные пьесы. «Пир победителей» — мы в Восточной Пруссии, январь 1945 года. Пьеса в стихах. Шиллеризация? Здорово придумано: в старом прусском замке наши кладут зеркало вместо стола. Стихи складные, но коллизия надуманная. Идеализирует власовца: трагический герой.
Для С. сейчас главное — пьесы. «Я стал слышать, как они говорят… Понимаешь? Они говорят, а я только записываю. Я их вижу и слышу». Вот это настоящее.
«Республика труда» [«Олень и шалашовка»]. Лагерный быт натуралистически точен. Отлично разработаны детали постановки. Он и драматург и режиссер. Лирический герой — «Рокоссовский!» — удачный автопортрет, правда, романтизированный, сентиментализированный. Омерзителен бухгалтер-еврей. Никаких замечаний он не принимает: «Это с натуры, он точь-в-точь такой был».
Третья пьеса «Декабристы» [«Пленники»] — дискуссии в тюремной камере. Майор Яков Зак с моей биографией. И разглагольствует вроде как я на шарашке, только высокопарнее и глупее. Я всего до конца и не услышал, заснул где-то после половины. Он обиделся. Потом не стал дочитывать.
Из воспоминаний Солженицына о той встрече:
Мы легли в лесу между деревьями, я ему наизусть прочёл «Пир победителей», сообщил о другой пьесе, «Республике труда», читал «Дороженьку» — о ней Лев только и сказал: «Да, это жизненный документ». <…> Но — не хвалил он моих вещей. А особенно в том 1956 году — ведь начиналось «выздоровление» коммунистической системы! — никак не хотел он повредить ей, дав оружие «мировой реакции». Обещал: разве вот полякам дать мою «Республику труда», у них в те месяцы как будто бурно развивалась свобода, а главное, что — социалистическая. Но — и полякам не передал, так мои вещи и замерли. Да не придавал он и значения моим провинциальным опусам, ведь он встречался с советскими и передовыми западными писателями.
Сараскина Л. И. Солженицын. Из воспоминаний Солженицына. С. 420
В ссыльные годы. Середина 1950-х. Фото:
До 1957 года Солженицын жил в поселке Торфпродукт, а Копелев — в Москве. Они постоянно переписывались, Копелев помогал Солженицыну с реабилитацией. Приезжая в Москву, Солженицын постоянно, «практически еженедельно», останавливался у Копелева и его жены Раисы Орловой в квартире на улице Горького. Во время встреч Копелев и Солженицын часто спорили, расходясь во взглядах на самые разные вещи, в том числе на литературу, «однако так же, как некогда на шарашке, и самые горячие перебранки, и непримиримые разногласия из-за книг не нарушали добрых личных отношений» (Копелев Л. З., Орлова Р. Д. Мы жили в Москве).
В ноябре 1959 года Копелев гостил у Солженицына в Рязани и впервые прочитал повесть «Один день одного зэка» (раннее название «Одного дня Ивана Денисовича»), но не был в восторге от нее. В мае 1961 года уже Солженицын приехал к Копелеву в Москву и показал «облегченную» версию повести, которая Копелеву и Орловой понравилась куда больше.
Из воспоминаний Раисы Орловой:
Май 61 г. С. принес рукопись. На плохой бумаге, через один интервал, почти без полей. Заголовок Щ-854 (арестантский номер). Сперва не хотел никому, кроме Л., показывать. Разрешил мне. Первую страницу преодолевала, а дальше и не знаю, что было вокруг, не подняла головы, пока не кончила. Ни минуты сомнения: такой барак, такая миска, такой лагерь. <…> Л. говорит: «Все правда».
После октябрьской речи Хрущева на ХХII съезде Солженицын приехал возбужденный к ним в Москву, и они думали, как показать рукопись повести Твардовскому, главному редактору «Нового мира». У Копелева были непростые отношения с Твардовским, поэтому Раиса Орлова сама отнесла рукопись в редакцию и передала ее сотруднице журнала Анне Берзер. Благодаря Берзер рукопись дошла до Твардовского, а затем случилось чудо: Твардовский, влюбившись в рукопись и ее автора, добился одобрения ее публикации лично от Хрущева. Повесть «Один день Ивана Денисовича» была опубликована в ноябрьском выпуске журнала «Новый мир» за 1962 год. Следующие пару лет Копелев водил уже знаменитого писателя Солженицына на вечеринки в ЦДЛ (Центральном доме литераторов), знакомил с известными поэтами и писателями (среди которых была Анна Ахматова) и поддерживал его выдвижение на Ленинскую премию.
В сентябре 1965 года КГБ арестовал у тайных хранителей-помощников Солженицына часть архива. Еще недавно знаменитому автору теперь грозила опасность, его дальнейшая судьба была неизвестна. Несмотря на размолвку в апреле 1964 года (из-за прототипа Копелева в новом варианте романа «В круге первом», ходившем в самиздате), Копелев помог Солженицыну — через Генриха Белля, бывшего в Москве, были переправлены за границу поэма «Прусские ночи» и сценарий «Знают истину танки».
С 1966 года Копелев активно участвовал в правозащитном движении, выступал в защиту диссидентов, подписывал протестные письма против их преследования, критиковал советское вторжение в Чехословакию. Общественное положение Копелева становилось таким же непрочным, как у Солженицына, и в 1968 году его исключили из КПСС и Союза писателей, уволили с работы и запретили публиковаться. Несмотря на это, Копелев продолжал поддерживать Солженицына и, когда уже Солженицына исключили из Союза писателей, написал протестное письмо в «Литературную газету».
Первая серьезная ссора между Копелевым и Солженицыным случилась в августе 1973 года — после публикации статьи Солженицына «Мир и насилие». Воспоминания Копелева об этом эпизоде из неотправленного письма: «Я тщетно пытался доказывать, что твои утверждения противоречат действительному соотношению сил в мире, что весь дух статьи, пренебрежение к страданиям других народов, арифметические расчеты жертв противоречат самим основам христианства. Тогда я ушел от тебя с уверенностью, что отношения порваны» (Копелев Л. З. Письмо Солженицыну). Однако Копелев снова не смог «отступиться от Солженицына» (там же, с. 96), когда началась его массовая травля, когда КГБ нашел один из экземпляров еще не опубликованного «Архипелага ГУЛАГ», когда покончила самоубийством одна из его помощниц и, наконец, когда в феврале 1974 года Солженицына арестовали и выслали из страны. Копелев пришел в его квартиру в Козицком переулке в день ареста и был в аэропорту, когда уезжала из СССР его семья.
Если в 1950-1960-е Солженицын и Копелев были друзьями и отчасти единомышленниками, то уже в 1980-е — непримиримыми оппонентами. После высылки Солженицына из страны и публикации его воспоминаний «Бодался телёнок с дубом» отношения между ними стали стремительно портиться. Помимо несогласия во взглядах, преследовавшего их обоих еще с марфинских времен, они взаимно обвиняли друг друга в искажении правды, что сказалось на их взаимоотношениях. Тесная дружба бывших заключенных Марфинской спецтюрьмы обернулась со временем полным разрывом.
Лев Копелев. 28.10.1982. Фото: архив Общества «Мемориал»