Адрес: Московская обл., г. Химки, аэропорт Шереметьево-1
12 февраля 1974 года Солженицын был арестован в своей квартире в Козицком переулке, перевезен в тот же день в Лефортовскую тюрьму, а на следующий день, 13 февраля, был доставлен в аэропорт Шереметьево и депортирован в ФРГ, во Франкфурт-на-Майне. 29 марта смогла уехать из Москвы семья Солженицына.
Из воспоминаний Солженицына:
Разверзлись проклятые ворота, поехали. Две машины, и в той — четверо, значит восьмеро опять. Попробовал опять по гортани поводить — насторожились. День и сегодня ростепельный, на улицах грязно, машины друг друга обшлёпывают. Курский миновали. Три вокзала миновали. Выворачиваем, выворачиваем — на Ленинградский проспект. Белорусский? — откуда и привезли меня когда-то арестованного, из Европы. Нет, мимо. По грязному-грязному проспекту, в неуютный грязный день, — куда ж как не в Шереметьево. Самую эту дорогу я ненавижу, с прошлого лета, с Фирсановки нашей грозной.
Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. С. 392
В салоне самолета Солженицына ожидало семеро сотрудников КГБ в штатском и один врач, сопровождавший его еще в автомобиле. Солженицыну указали место, и сотрудники расселись вокруг него.
И рулит самолёт по пасмурному грязно-снежному аэродрому. Мимо других самолётов или зданий каких, я ничего не замечаю отдельно: каждое из них отвратительно мне, как всякий аэродром, а всё вместе — последнее, что я вижу в России. <…> Когда самолёт вздрагивает, отрываясь, — я крещусь и кланяюсь уходящей земле. Лупятся гебисты.
Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. С. 393
По воспоминаниям сотрудника госбезопасности, полковника Олега Балашова, сопровождавшего Солженицына в дороге и в самолете, Солженицын вел себя «спокойно, очень тщательно изучал каждого из нас, кто его сопровождал», а «во время перелета Солженицыну дали еду в пластиковой посуде, включая вилку и ножик — чтобы он, не дай-то Бог, с собой что-нибудь не сотворил, не порезался. Перестраховка? Да, но нужно было исключить любую случайность и доставить его к месту в целости и сохранности». Из воспоминаний Солженицына: «Я оглядываю внимательно нового соседа: какой, однако, убийца. Внимательно остальных. Да их тут трое-четверо таких, почти несомненно, что уже убивали, а если какой ещё упустил — то готов отличиться сегодня же…» (Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. С. 395).
При посадке Солженицыну выдали пятьсот марок, затем двое сотрудников КГБ сопроводили его по трапу и передали на руки принимающей стороне: министру иностранных дел ФРГ и его коллегам. «Пять минут шестого по-московски. Ровно сутки назад, толкаясь, вломились в квартиру, и не давали мне собраться… Для одних суток многовато, конечно» (Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. С. 398). После этого Солженицына посадили в автомобиль, который повез его к дому Генриха Белля.
29 марта смогла уехать из Москвы в Цюрих семья Солженицына: жена — Наталия Солженицына, трое сыновей — Ермолай, Игнат и Степан, сын Наталии от первого брака Митя и ее мать — Екатерина Фердинандовна Светлова.
Все дни, прошедшие с момента высылки Солженицына из СССР, для его семьи были очень сложными. День отъезда несколько раз откладывался по разным причинам. Сначала Наталия Солженицына подвернула ногу и не могла ходить, затем их сын Степан заболел воспалением легких. Помимо этого было неясно, что и на каких условиях можно вывезти из личного архива, а что нет. Когда удалось определить, что будет вывозиться официально, а что через тайные каналы, была назначена долгожданная дата отъезда: 29 марта. Семья Солженицына должна была вылететь самолетом швейцарской авиакомпании из аэропорта Шереметьево. Наталии Светловой и ее матери выдали советские заграничные паспорта, в которых за ними сохранялось советское гражданство еще на два года.
Их проводы и отъезд подробно описал в своих воспоминаниях Александр Горлов:
27 марта, за два дня до отъезда, они открыли свой дом для официальных проводов и прощания с друзьями.
Я приехал к ним вечером, после работы, когда их довольно большая квартира на улице Горького была до предела заполнена людьми. Здесь было много знакомых, но большинства я не знал. Не было ни общего стола, ни официальных речей.
Мне трудно передать царившую в доме атмосферу, очевидно, все воспринималось очень субъективно. Думаю, что в основном преобладало какое-то грустно-торжественное, приподнятое настроение. Все присутствовавшие в зависимости от степени знакомства между собой разделились на группы. Говорили об Александре Исаевиче, рассматривали многочисленные фотографии его с женой, детьми.
<…>
А новые люди все приходили и приходили. Кто-то предложил вести счет посетителям и сотому вручить «приз» — стакан водки. Но сотой, кажется, оказалась жена генерала Григоренко, и приз не был должным образом оценен. Стодвадцатыми оказались А. Д. Сахаров с женой.
Я ушел около полуночи. Последние гости расходились в третьем часу ночи.
Самолет улетал из Москвы 29 марта в восемь часов утра. В аэропорт нужно было приехать за три часа до отлета для прохождения таможенного досмотра и выполнения необходимых формальностей. Решили такси не заказывать, а все — и семья Александра Исаевича, и провожающие — поедут в аэропорт на машинах друзей.
Я подъехал к их дому около четырех часов. У подъезда уже стояли 3 или 4 машины. Несмотря на глубокую ночь и темень, во дворе перед домом слонялось довольно много «посторонних» людей: были здесь и «влюбленные» парочки, и пожилые «пенсионеры», которых, надо полагать, мучила бессонница. Один из этой публики держал открытую тетрадь: он подходил к каждой вновь подъезжавшей машине и демонстративно записывал ее номер. Чуть поодаль стояло несколько машин с какими-то людьми.
Неожиданным было появление нескольких свободных такси, которые никто не вызывал. Они остановились в прилегающем переулке, а водители подошли, предлагая свои услуги.
Отъехали только около пяти часов. В мою машину сели дети.
В аэропорту, куда мы приехали через полчаса, семью Александра Исаевича ожидала большая группа иностранных корреспондентов. Кроме того, сюда подъезжали еще и другие провожающие.
Всего собралось на проводы в зале ожидания человек пятьдесят. Непрерывно вспыхивали «блицы» корреспондентов, некоторые снимали портативными кинокамерами.
Процедура досмотра и необходимых формальностей проводилась довольно долго, но подчеркнуто корректно, и никаких эксцессов не произошло.
Потом было довольно тягостное прощание.
Около половины восьмого объявили посадку на самолет. В какой-то момент, когда уже отделенные от оставшихся, но еще в здании аэропорта отъезжающие поднимались в верхний зал для выхода на летное поле, Наташа с Ермолаем на руках подошла к перилам и крикнула стоявшим внизу:
— До свидания! Мы вернемся!
Екатерина Фердинандовна плакала и махала руками оставшимся.
Меня все время не покидало какое-то чувство ирреальности происходящего: почему все именно так, в какое время мы живем? Казалось, что достаточно только проснуться, и все станет совсем по-другому.
Ровно в восемь самолет поднялся в воздух, увозя из России всех членов семьи А. И. Солженицына…
Солженицын встречает свою семью на Цюрихском аэродроме. 1974 год. Фото: «Александр Солженицын: Из-под глыб». Рукописи, документы, фотографии. М.: Русский путь, 2013
Солженицын встречает свою семью на Цюрихском аэродроме. 1974 г. Фото: «Александр Солженицын: Из-под глыб». Рукописи, документы, фотографии. М.: Русский путь, 2013