Поэт Наум Коржавин (наст. фам. Мандель) был арестован в конце 1947 года, когда он был студентом ИМЛИ. Он провел около восьми месяцев в изоляторе МГБ и в Институте им. Сербского. В результате он был осужден постановлением ОСО МГБ и приговорен к ссылке по статьям как «социально опасный элемент». Осенью 1948 года он был выслан в Сибирь, в 1951–1954 годах отбывал ссылку в Караганде. В 1954 году, после амнистии, Наум Коржавин вернулся в Москву. А в 1956 году он был реабилитирован и восстановился в ИМЛИ.

Выдержка из протокола заседания экспертной комиссии Института им. Сербского, созданной для определения политической направленности творчества Коржавина (Манделя).

Во многих стихотворениях автор касается темы борьбы с врагами советской власти, проведенной в 1937 году органами государственной безопасности.
Автор вспоминает об этом с чувством страха и ужаса. Так, например, в «Стихах о детстве и романтике» он пишет:

И я смотрел с неприязнью и лютью
И я поверить не умел никак
Когда насквозь неискренние люди
Нам говорили речи о врагах…
…………………………………………………..
И мне тогда хотелось быть врагом.

/черная тетрадь, стр. 8/

В стихотворении «Из неудавшейся поэмы» автор пишет:

Да! не забыт и до сих пор он
В проклятьях множества людей…
Метался ночью черный ворон
Врагов хватая и друзей

Шли обыски и шли собранья
Шли сотни вражеских клевет
Им обеспечено заране
Участье власти и привет

/черная тетрадь, стр. 29/

В арестах 1937 года автор видит причину нашего отступления в начале Великой Отечественной войны:

Они начало отступленья
От Белостока до Москвы

/черная тетрадь, стр. 29/ <…>

Внимание автора упорно возвращается к теме измены <…> в стихах нет сочувствия изменникам, но само обращение к этим темам носит характер чего-то навязчивого. <…>
На основе всего вышеизложенного, Комиссия считает, что стихотворения Манделя носят черты двойственности и неуравновешенности.
В отмеченных выше стихах выражены пессимизм, безысходность, неверие в творческое дело партии; автор навязчиво возвращается к мыслям об арестах 1937 года. Стихотворения эти безусловно вредны и способны оказывать разлагающее влияние на окружающих. <…>

г. Москва, 5 апреля 1948 года

Архив общества «Мемориал». Ф. 1. Оп. 4. Д. 2636

В 1944 году среди студентов ИМЛИ прошла волна арестов. Первым 30 января был арестован 22-летний Аркадий Белинков. Спусковым крючком к аресту послужил роман «Черновик чувств», который Белинков собирался защитить в качестве дипломной работы.

«Черновик чувств» был создан весной-летом 1943 года и решительно не вписывался в официальный канон советской литературы. В романе нет обязательных для того времени патриотических высказываний и фраз, героизации, описания подвигов советских военных, в нем вообще игнорируется все военное, бытовое, советское. Автор «Черновика чувств» утверждал, что «в книгах интересны только слова и самые разнообразные положения их»[1]. Главные герои — двое влюбленных — живут вне какой бы то ни было, а тем более социалистической действительности:

Темно было поразительно. Неба не было. Был светлый шар вокруг нас радиусом в метр. Шар передвигался вместе с нами и от дыхания становился то несколько больше, то сжимался.

Белинков А. Черновик чувств // Звезда, СПб, 2000. С. 10

В годы студенчества Белинков развивал новую теорию литературы, которую «апробировал» на «Черновике чувств». Белинков назвал ее «необарокко» и открыто противопоставлял соцреализму. На допросе в НКГБ он так описывал эту теорию:

Летом 1943 года у себя на дому Рашеевой [Надежда Рашеева — однокурсница Белинкова] я говорил о том, что после войны должна произойти перемена в советской литературе. На смену марксистским взглядам на литературу придет мною задуманная «теория» необарокко <…>. Я создал «теорию необарокко», отрицающую современную советскую художественную литературу и доказывающую, что литература находится <…> независимо от социально-экономической действительности. По этой моей «теории» литература должна быть аполитична. В литературе, говорил я, главное форма, а не содержание.

Из следственного дела № 71/50. Протокол допроса Аркадия Белинкова

Белинков рассматривал историю литературы как историю борьбы стилей, считал, что настоящая литературная жизнь должна протекать в направлениях, кружках, школах. Он был убежден, что писатель имеет право на отражение существующей реальности в той же мере, как и на любой вымысел, что в системе повествования допустимы любые абстрактные темы. На страницах романа Аркадий (реальный молодой человек) прогуливается по дождливой Москве, с Литературой (явление, вымысел), персонифицированной в образе Марианны Рысс — студентки ИФЛИ, позже — жены математика Бориса Шабата.

Не только несоответствие «Черновика чувств» официальным правилам советской литературы, но и несоответствие образа жизни Белинкова официальным нормам поведения в советском обществе, вероятно, послужило причиной его ареста. Во время войны, в 1943 году, Белинков, с детства болевший миокардитом и поэтому освобожденный от фронта, организовал у себя на квартире на Малой Бронной литературный кружок, куда приходили студенты Литературного института, ИФЛИ, Московского университета. Там же состоялась читка романа — Наталья Яблокова-Белинкова, ссылаясь на протокол следствия утверждает, что текст был прочитан 250 людям. Белинков носил бородку, хорошо и стильно одевался, буквально «давил» однокурсников своей эрудицией и интеллектуальностью.

Вот как описывает Белинкова-студента его однокурсник Генрих-Горчаков Эльштейн:

С бородкой, с длинными волосами, в галстуке, в шляпе, в костюме от портного, в узконосых туфлях — все в нем ладно пригнано. Длинные музыкальные пальцы, бледное узкое лицо, которое оттеняли вороной отлив волос, чернота дорогой роговой оправы очков и большие темные глаза, в которых таилась бездонная восточная грусть. Его легко было представить на знаменитой башне Вячеслава Иванова. Ну, что я по сравнению с таким аристократом — плебс, в поношенной гимнастерке, в грубых солдатских ботинках, в очках-жестянках… Разумеется, воспринял я его настороженно. <…>
Вот характерный диалог с каким-то первокурсником-ифлийцем:
— Вы пишете стихи? Вы — поэт?
— Собственно говоря…
— А вы не стесняйтесь. У нас так принято — кто пишет стихи, тот называется поэтом.
— Пишу стихи, но главным образом — кино…
— А какие стихи вы пишете?
— Довольно сложные. Но они выходят у меня из ритма…
— Это что же, не свободный ли стих? Вы это пишете от неумения или нарочно?
— Нет, я мог бы иначе, но тогда это был бы не я…
— А как вы относитесь к современной поэзии? Суркова вы любите?
— Да, очень, особенно теперешнего.
— А Пастернака?
— Мне он нравится за рифмы <…>.
Среди интеллектуальных мальчиков ходила такая игра: за пятнадцать вопросов угадать задуманное имя великого человека. Аркадий справился за шесть…»

Горчаков Г. «Век-волкодав» и Аркадий Белинков

По воспоминаниям Горчакова, Аркадия Белинкова исключили из комсомола и арестовали быстро, без предварительных проработок на собраниях комсомольских активистов и открытого порицания в студенческой среде. 5 августа 1944 года Белинков был приговорен Особым совещанием при НКВД СССР к 8 годам исправительно-трудовых лагерей за «контрреволюционную агитацию». Вслед за Белинковым был арестован и осужден на 8 лет ИТЛ и сам Горчаков, а позже — т. н. группа «необарокко» — студентов-единомышленников Белинкова, в которую входили Надежда Рашеева, Борис Штейн и Георгий Ингал. Последний погиб в лагере в 1951 году.

Больное сердце спасло Белинкова от лагерной каторги. В заключении он работал сначала фельдшером, а затем руководил театральными постановками. Благодаря занимаемым в лагере должностям, он имел возможность пользоваться письменными принадлежностями. Так ему удавалось продолжать писать в лагере. В 1950–1951 годах Белинков написал три антикоммунистических памфлета — «Россия и черт», «Человечье мясо» и «Роль труда».

Свои политические памфлеты («Россия и черт», «Человечье мясо», «Роль труда») он <…> прятал <…> в жестянки, которые зарывал в землю. Одному человеку, ближайшему лагерному другу, он доверил свою тайну. И именно ближайший лагерный друг донес на него в оперчасть. Три банки консервированной литературы обошлись Белинкову в новый двадцатипятилетний срок. Но Аркадий Викторович вспоминал, что на него произвел впечатление не столько срок, сколько торжественное сожжение у него на глазах всех трех рукописей. Таково было продолжение литературной карьеры Белинкова.

Даниэль А. Карьера Аркадия Белинкова

На Белинкова было заведено новое дело, и 28 августа 1951 года он был приговорен к 25 годам лагерей. Однако на волне реабилитации в 1956 году он вышел на свободу.

В 1960-х Белинков опубликовал две книги, посвященные творчеству Юрия Тынянова[2] и Юрия Олеши[3]. Помимо литературоведческой составляющей в них отчетливо звучит мысль о противостоянии тоталитарного государства интеллигенции, о прогибании писателя под государственный режим. После публикации первых двух глав книги о Юрии Олеше в журнале «Байкал» редколлегия была разогнана, номера со статьей Белинкова были изъяты из обращения, а в советской печати появились статьи с резкими политическими обвинениями в адрес автора.

В июне 1968 года Аркадий Белинков, получив разрешение на поездку в Венгрию для лечения, бежал с женой через Югославию в США. Он умер в Нью-Хейвене спустя два года после побега — 14 мая 1970 года.