Адрес: г. Москва, ул. Каланчевская, д. 43 (здание снесли в ноябре 2016 года)
Московский городской суд был образован в 1932 году. В конце 1934 года в документах с грифом «секретно» появляется информация про оборудование «гаража» — расстрельного помещения прямо на территории суда. Точное местоположение помещения до сих пор неизвестно, но доступны акты приведения приговоров в исполнение.
Мосгорсуд. Фото:
Московский городской суд был создан 3 августа 1932 года постановлением исполкома Моссовета. Коллегией Народного комиссариата юстиции соответствующее решение было принято 13 декабря того же года. Но только 20 марта 1933 года СНК РСФСР совместно с республиканским ВЦИК принял постановление № 100, которым задним числом в системе органов юстиции Московской области было узаконено появление Мосгорсуда (Московский городской суд: исторические очерки. С. 272).
На Московский городской суд возлагалось:
а) организация и руководство всеми народными судами г. Москвы;
б) рассмотрение в кассационном порядке дел народных судов г. Москвы;
в) рассмотрение в порядке надзора дел народных судов г. Москвы;
г) рассмотрение в качестве суда первой инстанции дел, подсудных краевым (областным) судам, причем кассационной и надзорной инстанцией для этих дел является Верховный суд РСФСР;
д) руководство общественными судами, а также учреждениями и органами, работающими при суде на территории г. Москвы (нотариат, коллегия защитников, судебные исполнители).
В своей деятельности Московский городской суд должен был руководствоваться правилами, установленными для краевых (областных) судов (Киндяков В.Н. С. 7).
В 1933–1938 годах Мосгорсуд подчинялся Московскому областному суду и одновременно Верховному суду РСФСР (до 1970 года). В 1939–1957 годах находился в подчинении соответствующего органа при Моссовете. В годы войны был переформирован в Городской военный трибунал, архив которого был почти полностью уничтожен в 1960-е годы. В 1970 году Мосгорсуд отошел в ведение отдела юстиции при исполкоме Моссовета.
Первоначально новое учреждение разместили в здании Московского областного суда на улице Воровского (ныне Поварская), в доме № 13. Потом Мосгорсуд переехал на улицу Каланчевская, 46, а в 1934 году перебрался в соседнее здание № 43, где находился почти 60 лет. Потом, до ноября 2016 года, здание занимал Мещанский районный суд г. Москвы.
Служебная записка. Особый отдел ОГПУ, июль 1933 г. Фото: архив общества «Мемориал»
Для подавления сопротивления классового врага как особый аппарат в общей системе советского суда постановлением ЦИК СССР и ВЦИК от
Такую спецколлегию имел и Мосгорсуд.
Об одном из заседаний спецколлегии Мосгорсуда сохранились воспоминания Якова Матвеевича Кутукова, осужденного Мосгорсудом
Я рассказал, как из меня выколачивали признания в моей «контрреволюционной деятельности» в стенах Бутырской тюрьмы и Лубянки (всех зубов лишили). Несмотря на все это, виновным себя я не признал.
На предпоследнем судебном разбирательстве (в августе или сентябре 1937 года) моего дела я поднял настоящий бунт против суда. Я в категорической форме отказался присутствовать на суде, назвав его балаганом, где обвиняемому не дают возможность уличить лжесвидетелей в их клевете на меня. Судьи растерялись, объявили короткий перерыв, надеясь, что я успокоюсь и приду в себя. Когда они вернулись в зал заседания, я встал и заявил, что не желаю присутствовать на подобном суде и предоставляю ему право судить меня заочно, как ему заблагорассудится. При моем вставании сидевшие рядом «попки» (вертухаи, надзиратели. — Прим. ред.) ухватили меня за руки, я потребовал от них немедленного увода меня в тюрьму. Они попытались силой усадить меня и тем самым подлили масла в огонь. Я с силой рванулся, и моя истлевшая в тюрьме рубашка осталась в руках «попок», а их пальцы черными пятнами вырисовывались на теле моих рук. Судебное заседание, конечно, прекратилось.
На следующий день я был выведен из камеры в небольшой дворик для прогулок, где меня встретили семь человек в белых колпаках и халатах. Моя беседа с ними вращалась вокруг моего бунта на суде. Когда я вернулся в камеру, то бывалые люди объяснили мне, что я имел честь познакомиться с представителями психиатрии института им. Сербского, сущность и роль которого в дознаниях органов НКВД того времени мне стала известна гораздо позже. Моя встреча с белыми халатами не имела для меня никаких последствий. Надо полагать, что они признали меня вполне вменяемым и нормальным человеком. Но мой бунт на суде повлек за собой замену второго состава спецколлегии Мосгорсуда третьим составом и вызовом в суд на восьмое и последнее судебное разбирательство моего дела в качестве свидетелей Карпову, Жукова и Кошелеву.
Вызов на суд новых свидетелей <…> поколебало мое намерение отказаться от суда. В моем сознании промелькнула искра надежды на справедливость правосудия, в чем я потом был горько разочарован.
На этом судебном разбирательстве гнусный карьерист Жуков, будущий член ЦК ВКП(б) и зав. отделом ЦК, не жалел красок в клевете на меня. Надо сказать, что сам процесс был смонтирован так, что я неизбежно должен был быть признан виновным в инкриминируемых мне преступлениях. На судебном заседании в парадной форме ежовского аппарата НКВД присутствовал следователь Ларин, что явно противоречило судебному законодательству. Цель его присутствия ясна: напомнить любому свидетелю о недремлющем оке НКВД, о ежовских рукавицах, славу о которых пресмыкающаяся пресса подняла на недосягаемую высоту.
<…> Свидетельница Тележникова, жена клеветника Камардинова (они поженились вскоре после моего ареста) на суде заявила, что следователь Ларин угрозами заставил ее давать показания о моем якобы моральном разложении, и это было сказано в присутствии Ларина. Тележникова даже не подозревала, что ее муж, присутствовавший здесь же, на судебном заседании, в совместном доносе с Серегиным и Кондрашовым обвинял меня в куда более серьезных преступлениях, чем моральное разложение. На очной ставке на Лубянке клеветники уличали меня, что я каждому из них предлагал совершить покушение на Сталина.
<…> Он <Жуков> утверждал, что знал о моей контрреволюционной деятельности в институте. Со стороны суда логически вытекала постановка вопроса: откуда и когда Жуков мог знать о моей контрреволюционной деятельности, какие конкретные факты ему были известны о моих контрреволюционных преступлениях, какие меры были приняты, чтобы пресечь мою вредную деятельность. Но позорное судилище не могло себе позволить, чтобы изобличить в клевете Жукова.
<…> Суд повел дело так, что все приглашенные свидетели, в том числе иперестраховщик-клеветник Жуков, так и не узнали причину моего ареста и в чем меня обвиняли. По окончании допроса свидетелей председатель спецколлегии объявил о продолжении судебного разбирательства по моему делу на следующий день,т. е. на22.10.1937 . Необходимости в этом не было никакой. <…> Но позорный суд прекрасно понимал, что я в последнем слове перед всеми свидетелями <…> легко разоблачу состряпанную на меня версию о «контрреволюционных» преступлениях.
<…> Гнусного маневра суда я не понял. <…> Когда на следующий день меня ввели в зал заседаний Мосгорсуда, я оказался один перед судилищем.
<…> За год с лишним пребывания в Бутырской тюрьме я не знал ни одного случая освобождения подозреваемого в контрреволюции. Такая же участь была уготована мне.
Гибель надежды
Рис. Л. Генча– Ну и дрянь же этот Синичкин! Вот подвел!
– А что?
– Да я на него три заявления подал, а он, подлец, оказался честным человеком.Крокодил. 1938. № 22
Газета «Вечерняя Москва» регулярно знакомила своих читателей с теми или иными процессами, которые вел Мосгорсуд. Что интересно, многие из них проходили под председательством Хотинского. Человек по фамилии Хотинский в расстрельных актах значится как исполнитель приговоров с высшей мерой соцзащиты, вынесенных Мосгорсудом. Например, «1935 года
Горсуд судил за мошенничество, хулиганство, нарушение авторского права, за преступления, предусмотренные Законом от 7 августа 1932 года «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», Законом от 8 декабря 1933 года «О борьбе с выпуском недоброкачественной и некомплектной промышленности», статьей 58 и др.
И ловкость, и «мошенство»
<…> Последний «крик моды», последнее изобретение магазинных воров — «гениально» по своей простоте. Самыми обыкновенными ножницами отрезаются от продуктовых талонов номера 11, 12, 13 и 14 единицы, превращают их в талоны № № 1, 2, 3 и 4, по которым выдаются крупа, сахар, чай и пр. Эти поддельные талоны наклеиваются на контрольный лист. Листы сдаются в
контрольно-учетное бюро как оправдательный документ на якобы отпущенные продукты. Продукты же идут в дележку между участниками этой жульнической операции. <…>
За такую «ловкость рук» московская городская прокуратура привлекла к ответственности 12 обвиняемых <…>
Большинство из них — бывшие владельцы собственных магазинов, бывшие торговцы или судившиеся по тем или иным статьям уголовного кодекса. Они принесли с собой в торговую сеть жульнические приемы торговли, обвешивание и обмеривание покупателей, грубое обращение с публикой, пьянство и разложение.
Их судил городской суд под председательством т. Хотинского. Пятеро подсудимых — Владимир Семенкин, Анастасия Васина, Феодосия Шишкова, Семен Леухин и Николай Фокин — приговорены к лишению свободы висправительно-трудовых колониях на 10 лет.
Остальные приговорены к лишению свободы на разные сроки. Трое оправданы.Либ (1934. № 39)
Хулиганы обнаглели
В рабочем городке «Шарикоподшипника», не встречая отпора со стороны милиции и местного осодмила [общество содействия милиции], хулиганы обнаглели.
Особенно возмутительный случай произошел в общежитиирабочих-нацмен . Предварительно перерезав электропровода, шайка хулиганов ворвалась туда и начала ломать мебель и избивать мужчин, женщин и детей.
Дело хулиганов разбиралось в городском суде под председательством тов. Хатинского. На суде выяснилось, что некоторые осодмильцы пьянствовали вместе с хулиганами и смотрели сквозь пальцы на творившиеся безобразия. Участковый инспектор Зиновьев — руководитель местного осодмила — предпочитал отдыхать в выходные дни, когда хулиганы обычно производили свои «диверсии» (Зиновьев сейчас отстранен от работы).
Главарь хулиганской шайки Кузменков приговорен к 10 годам лишения свободы, его помощник Робинзон — к 8 годам лишения свободы. Остальные хулиганы получили лишение свободы на меньшие сроки.
Вместе с тем суд в специальном определении поставил вопрос перед московским управлением милиции о необходимости усиления охраны городка, проверки личного состава осодмильцеви т. д. (1934. № 45)
Из рубрики «Московский день»
Городской суд вынес приговор по делу о массовом браке детских пальто, выпускавшихся фабрикой № 4 Мосшвея. Выяснилось, что брак детской одежды происходил исключительно
Из зала суда. Началось с анекдотов
Первая встреча т. Шермана с обитателями квартиры покойного профессора Шилова, в которую он вселился в порядке обмена комнатами, не предвещала ничего хорошего.
Вдова проф. Шилова, встретив Шермана в коридоре, окинула его сквозь лорнет с головы до ног высокомерным взглядом и промолвила с истым аристократическим презрением:
— У нас в квартер евреев нет. Поэтому, я думаю, у нас вам будет неудобно.
На просьбу Шермана дать ему ключ от входной двери, чтобы заказать себе такой же, профессорша с той же «арисократической» манерой заявила:
— Я могу вам доверть ключ при том лишь условии, если вы дадите мне расписку, что берете на себя ответственность за могущие быть в квартире кражи.
Профессорша, дочь миллионера Абрикосова, еще так недавно бывшая самодержавной и полновластной хозяйкой богато обставленной квартиры, и сейчас еще считала себя в праве распоряжаться в ней, как и в былые времена.
Шерман был другого мнения, и, не вступая в разговоры с профессоршей, получил ключ от нее через домоуправление.
Так сразу определилось расслоение квартиры. С одной стороны — Шерман, с другой — «аристократы»: профессорша, ее две родственницы, дочери бывшего управляющего князя Голицына, сестры Леплен, «истинно русский гражданин» Лесников, многократно судившийся за растраты и специализовавшийся на пьяных дебошах, и наконец ответственный по квартире инженер Петр Рогачев.
Война началась сперва «тихой сапой». Шермана стали преследовать мелкими придирками, язвительными замечаниями и изводить издевательской жестикуляций, анекдотами с соответствующей интонацией.
Потом война стала принимать более открытый характер. Особенно в этом отношении отличался Рогачев, преследованиями Шермана утолявший свой звериный антисемитизм, который он унаследовал от своего отца, бывшего жандарма Георгия Рогачева, только в прошлом году раскулаченного и отбывшего в ссылку.
Особенно усердствовал Рогачев во время частых вечеринок, которые устраивались на половине профессорши и ее родственниц. Пение и танцы под патефон, непрекращающиеся разговоры, нарочито громкие, по телефону, находящемуся в коридоре, до поздней ночи, — все это вместе взятое лишало Шермана, работающего в аппарате ВЦСПС, возможности работать и отдыхать.
Напряженная атмосфера квартиры разразилась с 15 на 16 октября.
Рогачев, разозленный тем, что Шерман около часа ночи потребовал прекращения пения, танцев, шума и разговоров по телефону, набросился на него, сбил его с ног и избил до по ери сознания. Затем он отнес бесчувственного Шермана в его комнату и бросил на кровать. Здесь на другой день его нашли знакомые в совершенно беспомощном состоянии. Вызванный врач оказал Шерману помощь и установил на его теле много ссадин и кровоподтеков.
Рогачев был привлечен к уголовной ответственности за антисемитизм.
Городской суд, рассматривавший это дело под председательством т. Киреевой, приговорил Рогачева к лишению свободы на два года.Либ (1934. № 47)
Из зала суда. Мастер брака
Недели через две после издания закона от 8 декабря 1933 года «об ответственности за выпуск недоброкачественной продукции» Арматурный завод № 1 получил от Союзсельснабремонта заказ изготовить вкладыши и подшипники к тракторам «Интернационал».
Заводоуправление передало заказы этих деталей для изготовления заведующему инструментальным цехом Василию Пучкову: на нем лежала обязанность по приложенным к заказу чертежам руководить изготовлением шаблонов для деталей с соблюдением точных указанных размеров их.
Но в распоряжении Пучкова имеются кабинет и слесарь Ларионов. <…>
Правда, Ларионов не разбирается в чертежах, но ничего… сделает.
Пучков, не давая себе труда заглянуть в чертежи, указал размеры деталей на память и указал неправильно.
(по изготовленным шаблонам изготовили детали: 1111 подшипников и 800 вкладышей. — Прим. авт. )
Так и пошли бы детали в колхозы, если бы зав. производством Солдатов не обнаружил, что детали как совершенно не соответствующие размерам, указанным в чертежах, являются сплошным браком.
<…> Завод потерял от халатности Пучкова, этого мастера брака, около 9.000 рублей убытка <…>
Пучков и Игнатов (зав. отделом технического контроля Григорий Игнатов. — Прим. авт.) были привлечены к уголовной ответственности по закону 8 декабря 1933 года.
Городской суд под председательством т. Хотинского приговорил их обоих к лишению свободы на 5 лет.Либ. (1934. № 49)
Человек со статьей
Творческий вечер писателя Гансбурга состоялся не в Политехническом музее, а в зале Оргкомитета. Устроил его на этот раз не Лавут, не Исполбюро МГУ, не бюро выступлений Горкома, а выездная сессия Московского городского суда. Вместо того, чтобы, как принято, отвечать на записки публики, автору «Кустов и зайцев» пришлось отвечать на вопросы Ястржембского. <…>
(Гансбург предложилЛюбич-Кошурову писать книги в соавторстве, а потом выдал эти произведения за свои и перестал платить автору. — Прим. авт.)
На даче, в холодной конуре жил знакомый Гансбурга —Любич-Кошуров , некогда писатель, автор детских повестей, пьес и исторических романов, а теперь нищий, голодный, оборванный, опустившийся старик. Самому выбраться из житейской ямы нет сил, а друзья, люди старого психологического покроя, не привыкли звать на помощь общественность. А что тут необычного? Так принято. Традиция. Старый литератор умирает под забором. А где ему еще умирать? <…>
Гансбург стал писателем. <…> несмотря на свои 40 лет, всюду шумит:
— Мы, молодые писатели… Мы смена… Мы, цветы жизни…
А знатоки литературы из столовой Дома Герцена важно покачивают головами:
— Свежая книга… Сразу чувствуется юное дарование…
А юное дарование 63 лет от роду, голодное и оборванное, сидит в своей конуре. Давно уже Гансбург не возит денег. Давно он авансы заменил угрозами. <…>
Разговоры со стариком теперь коротки.
— Чтобы к первому числу был готов второй том. <…> Допишешь. Не Бабель. <…>
Эта спешка и погубила Гансбурга. (Любич-Кошуров вставил в том свои прежние произведения. — Прим. авт.) <…>
Хотя дело слушается в зале Оргкомитета писателей, но от литературы оно весьма далеко. Напрасно его слушают в показательном порядке. Разве вкакой-то мере это показательно для внутриписательских отношений? Разве Гансбург имеетчто-нибудь общее с советскими литераторами? Безграмотный, некультурный, дикий сухаревец, который спекулирует романами так же, как спекулировал бы мылом. Единственная книга, к которой он более или менее близок — это уголовный кодекс. Нужно надеяться, что суд отыщет там для него подходящую статью.Бермонт Евг. (1934. № 53)
История имела продолжение в следующем № 54.
Вчера вечером закончился показательный процесс над «писателем» Гансбургом.
Воспользовавшись тяжелым материальным положением старого писателяЛюбича-Кошурова , Гансбург заставил его написать роман «Кусты и зайцы», который выпустил в свет за своею подписью. Точно таким же путем Гансбург пытался от своего имени пристроить в московские театры пьесы «Фрунзе» и «Дзержинский», написанныеЛюбичем-Кошуровым по его заказу.
Горсуд под председательством Ястржембского приговорил Гансбурга к двум годам лишения свободы. Авторское право на роман и пьесы признано за писателемЛюбич-Кошуровым .
Москва. От 11 до 3
Дело о виновниках самоубийства Лейтина — инженера Московского утилизационного завода — рассматривается в Горсуде завтра с 6 часов вечера. Председательствует в суде т.
Какой-то бюрократ, а может быть и враг
Рис. М. Черемных
– Иван Петрович, у нас в амбарах мыши!
– Ну что ж. Я не истерическая дамочка, я их не боюсь!..Крокодил. № 19. 1938
Свидетель обвинения
Рис. М. Черемных
– Кто потерпевшая сторона?
– Я. Ожидаю как свидетель уже 12 часов.Крокодил. 1939. № 1
В первые годы существования Мосгорсуда широко использовалось постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 года, которое предписывало «в качестве меры судебной репрессии» за хищение грузов на железнодорожном, водном транспорте, за воровство колхозного и кооперативного имущества применять высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией имущества, с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией (Московский городской суд: исторические очерки. С. 288). Закон был суров.
«Вечерняя Москва» в № 81 за 1934 год разместила такую заметку.
100 вагонов дров недавно «исчезли» с двух складов Ленинского района. <…>
Зав. водной базой <Мосгортоп> Гаврилин и зав. Серпуховским складом <Леннарпита> Шмырев <…> во главе с Тополянским заняли скамью подсудимых.
О Тополянском говорят почти все подсудимые. <…>
В прошлом у Тополянского крупная бакалейная торговля. <…>
Тополянский, Гаврилин и Шмырев продавали и вывозили дрова за город. Десятки, сотни подвод колхозников отвозили, например, дрова с Серпуховки в Черемушки.
В некоторых заводских столовых Леннарпита топлива недоставало. <…> Повара по ночам воровали заводские дрова, чтобы предупредить закрытие столовых. <…>
Дело о массовом хищении дров рассматривалось в горсуде под председательством т. Хотинского. Организаторы преступлений — Тополянский, Шмырев и Гаврилин — приговорены как особо опасные для общества преступники к высшей мере социальной защиты — расстрелу. Остальные виновные получили лишение свободы на различные сроки.
Исаак Айзикович Тополянский, Василий Степанович Гаврилин, Василий Петрович Шмырев и другие обвинялись в большом хищении дров со склада и были осуждены по закону от
Из приговора Мосгорсуда по делу:
ПРИГОВОР
ИМЕНЕМ РОССИЙСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ФЕДЕРАТИВНОЙ СОВЕТСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
Судебная Коллегия Московского городского суда в составе: председательствующего ХОТИНСКОГО, народных заседателей т.т. ЧАГИНА и ДИКЕНШТЕЙНА, при секретаре ЛОБУТИНОЙ рассмотрев в открытом судебном заседании
29-го марта — 3 апреля 1934 г. дело по обвинению:
1. ГАВРИЛИНА Василия Степановича, 37 лет, члена ВКП/б/ с 28 г., исключенный в связи с настоящим делом, женатого, не судимого, из крестьян села Моховое, Ефремовскогор-на Моск. обл.
2. ШМЫРЕВА Василия Петровича, 29 лет, грамотного, не судимого, женатого, из крестьян села Каменище, Горьковского края, б/парт. <…>
5. ТОПОЛЯНСКОГО Исаака Айзыковича, 54 лет, семейного, грамотного, не судимого, в прошлом торговец мануфактурой в Москве, оборот которой был исчислен в 1926 г. в 60.000 руб., торговал как видно и до 1926 г.,т. к. на вопрос чем занимались с 23 по 25 г. Тополянский отвечает, что не помнит. До настоящего времени остался должен государству по недоимке налога 9.000 руб., изгр-н местечка Дмитровка Харьковской области.
(всего 10 осужденных от 25 до 48 лет, шестеро — из крестьян. — Прим. авт.) <…>
Помимо вышеуказанных преступлений Тополянский виновен в том, что будучи завхозом завода «Красный эмалировщик» нанимал частный транспорт для обслуживания завода, систематически вымогал от возчиков взятки за представление им работы, пользуясь тем, что возчики проживали в районе расположения завода, таким путем получал за каждую ездку от 5–15 руб., а есликто-либо из возчиков пытался протестовать, Тополянский «забыв», что это происходит не в своем магазине, кричал на возчиков «выгоню», «прогоню»и т. д. Такие преступления в 1933 году могут только классовые враги рабочего класса.Председатель — Хотинский
ГАР
Ф. Ф. Р8131 . Оп. 11. Д. 98. Л. 26–32
Многие факты, указанные в статье, оказались перевернутыми с ног на голову. 100 вагонов дров превратились в 61 вагон. Тополянский из держателя крупной бакалейной торговли превратился в скромного труженика (то, что человек имел
Из ходатайства о помиловании жены Тополянского Ривы Кельмановны в Президиум ВЦИК:
Обращаясь к социальной, классовой оценке личности мужа, надлежит отметить, что по делу не опровергнуто объяснение мужа, что он имеет
25-летний трудовой стаж, что только пять месяцев в 25 году он торговал, временно заменяя другое лицо, оборот с предприятия коего и налоги коего пали на мужа, что недоимку последний покрывает до настоящего времени путем удержания из трудового вознаграждения.ГАР
Ф. Ф. Р3917 . Оп. 14а. Д. 5403. Л. 16/об.
Он же оказывается и не главным действующим лицом в этом деле.
Из материалов дела видно, что люди, исходя из своих ресурсов и возможностей, решали производственные проблемы. Тополянский работал на заводе «Красный эмалировщик» завхозом. В его обязанности входило обеспечить завод топливом. Когда на заводе добавили печь, то не учли, что это приведет к увеличению потребности в топливе. Вот эту проблему и решал Тополянский (завод в то время выполнял военный заказ).
Просьба о помиловании Тополянским написана от руки, здесь он объясняет все обстоятельства дела (орфография сохранена).
дело №
СК1-82 (надпись слева по краю листа вертикально. — Прим. авт.)С. Высшой мерой
В Прызидем В.Ц.И.К.Приговореннаго к высшей мере социальной защиты — расстрелу по приговору Мосгорсуда от
3-го апреля 1934 года по закону от7-го августа 1932 года
Тополянского Исаака АизиковичаПрозьба о помиловании
Работаю на Заводе Красный Эмаляровщик с
1928-го года на должностю Завхозом был назначен с1-го октября 1932 года в котором было на меня обязаностю окроме моей работы обеспечит завод топливом. Что получал каждый месяц от 500 кубометэр до 6000/м. <неразборчиво> что было выдано отМос-совета и дрова я получал всегда по нарядам от Ленинского Райтопа на складе № 8 на Водной Базе. Тамже находилис дрова что было отложено для Нарпита и я все время получал дрова правильно, но так как на заводе добавили ищо одно печ <Муфельноя> и я чустовал что в декабре месяце будет нихватка топливо в количестве 125/кубометор и я это заявил директору завода что очень может быть что и за дрова будить простой. Он мне тот же день и говорит этого нильзя ни вкоем случаи допустить увиду том что мы должны до1-го января 1934 года закончит все заказы что имеем и главны заказ что работаем для В.Х.У как вёдры эмолярованых и баки для воды и ищо некоторы предметы так что допустит простой на заводе чтобы гуляли 200 рабочих нельзя было. Но в это время <…> приходили на завод кладовщик Говрилин и также Чимуров просит у нас чтоб им разрешили проезд ихнего транчпорта через нашей тиреторой потому что начали строет ветки от трамвайное линя к ихним складам и незакончили и этот проезд что был всегда для их было невозможно ехать <…> и если я им разришу этот проезд через нашего завода то этот же самый транспорт может в двое больше вывозит дрова что для их это очен важно и я подумал что диствительно это большая подершка для ихнего траспорта и сказал им что <…> я буду у вас просит тоже одолжение что я вижу что у меня на декабер месяц будит нихватка дров кубометер 120 то я хачу чтобы вы мне дали в декабре без наряда в счет1-го января 1934 года <…> и я дрова получил и деньги уплотил и заприходовал дрова у нас на заводе и работали без перебойно до1-го января 1934 года и действительно что было окончено все заказы что мы имели для В.Х. У. Но я не знал и понятия не имел что они дадут мне подельны счета <…> и когда было проверка то нашлис 17 штук подельных что я об их не знал. Это теперь оказывается что он этот кладовщик Говрилин имел такое книшка что он каждым крупным учреждениям подсовывал эти подельные счета.
Но теперь я признаю свою ошибки <…>. Это было только потому что я не опытный в оформлении <…>. Я здесь <…> только старался для завода и никакое користное цели у меня не было и я себе лично ни одной копеки не взял. Так что прошу Призидем В.Ц.И.К. чтобы меня помиловать и заменит лешением свободы <…>. Я здесь на Заводе работал 6 лет и работал честно никогда не опаздывал и без прогулов и последние 2 года я работал без отпуска я получил за отпуск деньги и был прымерован три раза месячном окладом за иноргичное работы я прошу Вас сожилейти мои старые годы и сожилеити мою семью и я вам пишу истено правду образ свою жизню. что я родился у семех бедных родителей в М. Дмитровки Хер. губ. и я с 12 лет мне сдал отец к одного хазяину на три года без денег только что одевали и харчевали и я с 15 лет уехал в <неразборчиво> <…> на Украине я пириживал все погромы что было все разгромлено и нечего не осталось. Я приехал в Москву в 1922 году и устроился продавцем на Трубный рынок. Служил 4 года и 2 года был кустор одиночка на дому работал без наемного труда и я только в 1926 году торговал 5/месяцов что мне на ходу было передано дело неком Зинковским и я диствительно пострадал <…> Я прошу Вас помиловать меня и дайте мне возможност дожит мой остаток лет и умереть человеческой смерти. Я не заслуживаю быт растрелен за мои не опытныя и малограмотные ошибки что сделал иза интересы нашего завода. Прошу Вас сожелейте меня и мою семью и дайте мне возможность празновать нашего виликаго праздника1-го мая хотя бы в тюрьму и замените растрел на лишение свободы.Тополянский Исаак Аизикович
Ф. Р3917. Оп. 14а. Д. 5403. Л. 10–12 с об.
Подобные прошения писали другие осужденные, их жены, и дети (как в случае с Тополянским). За приговоренных бились до последнего и их защитники. После того, как приговор Мосгорсуда был утвержден Кассационной коллегией Верхсуда РСФСР защитники Корякин, Померанцев, Оцеп вечером 14 и утром 15 апреля шлют срочные телеграммы в Президиум ВЦИК с просьбой остановить исполнение приговора и помиловать осужденных к расстрелу.
14/IV 18 ч 45 м
92 МОСКВЫ 51/19 28 2НН 14 17 15 = КРЕМЛЬ ПРЕЗИДИУМ ВЦИК =
ЧЕТЫРНАДЦАТОГО АПРЕЛЯ ВЕРХСУДОМ РСФСР УТВЕРЖДЕН РАЗСТРЕЛ ДЕЛУ НОМЕР 21584 РАБОЧЕМУ ВАСИЛИЮ СТЕПАНОВИЧУ ГАВРИЛИНУ ОСУЖДЕННЫЙ БОЛЕН ПОД НАДЗОРОМ РАЙОННОГО ПСИХИАТРА ПРОШУ ПРИОСТАНОВИТЬ ПРИГОВОР ПОМИЛОВАТЬ = ЗАЩИТНИК КОРЯКИН=
ПРИЕМ 14го 18 ч
Принял Серова
ПРИГ115. О РАССТРЕЛЕ МОСКВЫ 17/41 31 14 17 38 ПРИГ МСК КРЕМЛЬ ПРЕЗИДИУМ ВЦИК
14 АПРЕЛЯ КАССКОЛЛЕГИЕЙ ВЕРХСУДА РСФСР ОСТАВЛЕН В СИЛЕ ПРИГОВОР РАСТРЕЛУ ШМЫРЕВУ ВАСИЛИЮ ПЕТРОВИЧУ ПРОШУ ПРИОСТАНОВИТЬ ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОРА И ПОМИЛОВАТЬ ШМЫРЕВА ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕ ХОДАТАЙСТВО ПОДАЕТСЯ = ЗАЩИТНИК ПОМЕРАНЦЕВ
ПРИЕМ <карандашом> 15го 10ч 25 м
ПРИНЯЛ Серова
ПРИГ 81/МОСКВЫ 12/1201, 18, 15, 10, 4 № МОСКВА КРЕМЛЬ ВЦИК.
ПРИГОВОР МОСКОВСКОГО ГОРСУДА ТОПОЛЯНСКОМУ РАССТРЕЛ УТВЕРЖДЕН ВЕРХСУДОМ ПОДАЕТСЯ ХОДАТАЙСТВО ПОМИЛОВАНИЯ ПРОШУ ПРИОСТАНОВИТЬ ПОМИЛОВАТЬ=ЗАЩИТНИК ОЦЕП.ГАР
Ф. Ф. Р3917 . Оп. 14а. Д. 5403. Л. 7, 8, 9
Упор в ходатайствах часто делался на неграмотность, в том числе политическую, осужденных, готовность искупить вину тяжелым трудом, на физические способности к такому труду и энергичность. Например, в прошении
...прошу В/принять во внимание следующее: мой муж Тополянский И.А., которому предъявлено столь тяжкое обвинение является человеком малограмотным абсолютно не разбирающимся в документах и законности <…> в настоящее время является политически безграмотным, если и совершил преступление то совершенно безсознательно не преследующий никаких корыстный целей, стараясь только для производства на котором честно и добросовестно проработал в течении
5-ти лет, за что был неоднократно премирован <…> Я, сын Тополянского Нюма, прошу В/дорогой Михаил Иванович оставить жизнь моему отцу и не сделать меня сиротой.ГАР
Ф. Ф. Р3917 . Оп. 14а. Д. 5403. Л. 18
Жена Шмырева в своем ходатайстве приводила такой аргумент:
...если допустить, что мой муж участвовал в большом хищении дров и за все это получал деньги, так тогда бы мы с ним не испытывали той нужды, в какой все время находились. <…> Пропить их в таком большом количестве невозможно. Все это как то отразилось бы на благосостоянии нашей семьи.
ГАР
Ф. Ф. Р3917 . Оп. 14а. Д. 5403. Л. 28
На ее стороне выступили и совершенно посторонние люди. В деле лежит такая справка:
Справка
Родительский совет яслей 14/49 удостоверяет, что гр. Шмырова действительно воспитывает детей в яслях. Является примерной матерью в воспитании и уходе за детьми.
Дети все 4 туберкулезные, у маленького 2х летнего тяжелый рахит.
Семья живет в тяжелых барачных условиях, в постоянной нуждаемости, о чем подтверждает неоднократные обследования яслей.
Председ. родкома Романов
Секретарь Рещикова
Завед. врач <неразборчиво>ГАР
Ф. Ф. Р3917 . Оп. 14а. Д. 5403. Л. 29
В порядке надзора дело было направлено в Прокуратуру СССР. Зам. прокурора СССР Вышинский сначала приостановил исполнение приговора. Он поручил проверить все обстоятельства дела некому Дубровскому: «...не все ясно. <…> выяснить в В. Суде, почему они утвердили в.м.с.з. Если потребуется <неразборчиво>. 5/V <подпись Вышинского>» (ГАР
Статья «Кража 100 вагонов дров» в газете «Вечерняя Москва» в № 81 за 1934 г.
В сентябре 1937 года газета «Рабочая Москва» писала о процессе над группой лиц, «орудовавших» в системе Московской городской конторы Заготзерно. На открытом судебном заседании Спецколлегия Мосгорсуда в помещении клуба фабрики им. Петра Алексеева признала обвиняемых виновными по статье 58–7 УК. Приговор обжалованию не подлежал. Это дело было представлено как деятельность контрреволюционной вредительской группы из бывших офицеров царской и Белой армий, фабрикантов и предпринимателей, проводивших активную подрывную работу на хлебных базах Москвы.
И на этот раз суду не были интересны истинные обстоятельства дела. Судили врага, который мешает, вредит, пытается уничтожить молодое советское государство. И пока государство не уничтожило такого врага, нельзя думать о мирной, спокойной жизни.
Итак, были разоблачены очередные враги советского строя. Перед судом предстали девять человек, пятеро из которых были приговорены к высшей мере наказания — бывший деникинский прапорщик Николай Павлович Панаиоти (Панайотов), Митрофан Тимофеевич Соколов, Ефим Григорьевич Зубчук, Осип Михайлович
Эти враги народа на протяжении 1936–1937 годов заражали зерно клещом и старались, чтобы масштаб заражения был как можно большим. О деталях дела мы узнаем из жалоб в порядке надзора, составленных родственниками приговоренных к расстрелу, а также прошений о помиловании, телеграмм защитников и родственников.
Телеграмму в Президиум ВЦИК с просьбой остановить исполнение приговора в отношении Николая Павловича Панаиоти после вынесения приговора отправил его защитник Гришин. Приговор в президиуме Верховного суда СССР обжаловала жена осужденного Александра Алексеевна. Почему это делала его жена? Сам приговоренный не мог обжаловать решение суда, так как приговор был вынесен без права обжалования.
Так как <от руки сверху — он> на этом основании не имеет возможности принести жалобу по существу приговора и не может объяснить важные моменты от своего имени, я вынуждена дать разъяснение по существу, так как знаю условия работы
10-й базы «Заготзерно», где муж работал, и обвинения, которые ему предъявлены.ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 51
11 октября 1937 года Александра Алексеевна Панаиоти писала, что в качестве обоснования такого тяжкого наказания Спецколлегия Мосгорсуда включила пункт обвинения о засылке зараженного зерна в Комбинат им. Цюрупы. Однако это обстоятельство было опровергнуто в судебном заседании.
<…> комбинат им. Цюрупы официальным сообщением на имя Горсуда опроверг этот, чрезвычайно важный пункт обвинения <подчеркнуто в документе ручкой>.
ГАРФ Ф. Р9474. Оп. 16. Д. 124. Л. 50
Далее утверждается, что истинная причина такого наказания — служба в армии Деникина прапорщиком. В обвинительном заключении и приговоре Панаиоти был представлен как белый офицер. Его жена протестует против этого:
Считаю не совсем нормальным то обстоятельство, что Суд старался его деморализовать службой в белой армии так, что он терял логику мыслей и не в состоянии был объяснить, почему приходилось так работать.
ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 51
Николай Павлович Панаиоти по национальности был греком. Отсюда варианты написания его фамилии:
Сам он писал (в прошении о помиловании), что понял свою ошибку и случайность пребывания в Белой армии. По первому призыву записался уже в Варне в «краснокрестную миссию» по репатриации русских в Россию «Совнарод». После перемены правительства в Болгарии «Совнарод» был разгромлен.
Обстоятельства возвращения «белоэмигранта» на родину, вернее, пренебрежение ими, тоже сыграли свою роль на суде. В последнем Александра Алексеевна прямо обвиняла следователя Боровича.
Следователь его вывел, как эмигранта, неизвестно какими путями возвратившегося на родину. Считаю этот момент со стороны следователя Борович неверным, так как у него была копия ноты Чичерина к
премьер-министру Цанкову в Болгарии, из которой он точно установил, что мой муж был выслан из Болгарии, как неблагонадежный элемент в политическом отношении. Борович эту ноту Суду не представил, держал ее у себя и только 29 сентября с.г. вернул ее мне.ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 51 с об.
За агитацию в защиту Советского правительства Панаиоти неоднократно избивался болгарской полицией, был посажен в «пловучую» тюрьму. Это обстоятельство подтверждалось нотой Советского правительства, подписанной наркоминделом Чичериным, с протестом против избиения русских репатриантов, состоящих членами Союза возвращения на родину «Красного креста» («Известия» от 11 августа 1923 г. № 179). В 1923 году Николай Павлович с группой в 678 человек с помощью Союза возвратился в СССР и был осужден на три года за нелегальный переход границы. Постановлением Президиума ВЦИК он позже был помилован.
После возвращения на родину Панаиоти жил на высылке в Тамбове, женился. Был снят с учета особого отдела ГПУ, встал на биржу труда. Он долго не мог найти работу, потому что в старое время не получил образования (закончил 4 класса), также мешало его прошлое. «Имея темное пятно за службу в б. армии меня мучает всю жизнь и не давало работать хотя я ничего не скрывал», — отмечал он в прошении.
Позже семья переехала в Москву, где училась жена Панаиоти. Николай Павлович устроился на работу, но опять был уволен. Скитаясь без работы, в 1935 году он отправился в Советский контроль при СНК к Марии Ильиничне Ульяновой, которая и помогла ему устроиться в «Заготзерно», где Панаиоти опять ничего о себе не скрыл. Участие в
На момент вынесения приговора его сыну было 9 лет. Как факт, который может положительно охарактеризовать ее мужа, Александра Алексеевна в прошении о помиловании писала следующее:
Хочу отметить также и тот момент, что он всегда внушал сыну любовь к вождям, давал ему понятие о фашистах — врагах народа и троцкистах. Мальчик во всем этом разбирается. Отец всегда читал ему о событиях в Испании.
ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 78
Сам судебный процесс мало походил на судебное разбирательство. Это была обычная для того времени процедура по подтверждению обвинительного заключения и вынесению заранее подготовленного приговора. Панаиоти был арестован 12 сентября, а 20 сентября началось слушание дела. Подсудимый получил обвинительное заключение 18 сентября в 10–11 часов вечера. В жалобе читаем: «<…> он <Панаиоти> только на Суде смог узнать, кого обвиняют с ним и за что, с делом незнаком и подготовиться за один день по обвинительному заключению не мог».
Александра Алексеевна предъявила еще одну справедливую претензию:
Судом не была вызвана экспертиза, которая могла разъяснить Суду, как попадают клещи на зерно, его развитие и борьбу с ним. <…> Зерно заражается клещом на корню. Яички клеща видны только под микроскопом.
ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 51/об.
О том, что на склад попало зараженное зерно, Панаиоти писал в
В просьбе о помиловании Александра Панаиоти писала, что все свои действия ее муж согласовывал с директором базы Букловским и его помощником Березовским, которые даже не проходили свидетелями по делу.
Жена Николая Павловича упоминала и о чрезвычайно трудных условиях для работы. Она, в частности, обвиняла директора базы № 10 в пассивной реакции «на все тревожные сигналы <…> мужа», которому самому приходилось, что не входило в его обязанности, бегать со двора во двор Марьиной рощи и вербовать рабсилу.
В архиве сохранились также прошения о помиловании Митрофана Тимофеевича Соколова: одно написано им самим и два его женой Верой Григорьевной Соколовой. Второе прошение она написала потому, что была обеспокоена отсутствием сведений о муже. На первое (телеграфное ходатайство), отправленное Соколовой и ее сыновьями сразу после вынесения приговора, ответа она не получила. Без ответа осталась и телеграмма на имя Сталина с просьбой приостановить исполнение приговора:
Спецколлегией суда 24 сентября делу Заготзерна мой муж Соколов приговорен расстрелу замужем 20 лет хорошо знаю мужа он безусловно не враг народа и не вредитель он отдал может быть неумело все свои силы работе честный по натуре мягкий он оказался жертвой обстоятельств просим умоляем сохранить ему жизнь жена трое ребят
ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 68
Из документов узнаем, что Митрофану Тимофеевичу было 54 года. С женой они воспитывали троих детей 19, 17 и 10 лет. Соколов был сыном священника, больного алкоголика, как он сам написал, рано остался сиротой, много работал, смог получить высшее образование. До Первой мировой войны был народным учителем, преподавал на курсах для рабочих.
В 1914 году за участие в Первомайском праздновании был уволен со службы. Затем был призван в царскую армию, где служил до 1917 года, получив чин прапорщика. После Февральской революции был избран командиром полка и председателем дивизионного суда, а с 1919 по 1922 год служил в Красной Армии, состоя в комсоставе. После демобилизации работал наемным рабочим. Факт службы в царской армии особенно отмечали на суде. В первом прошении о помиловании жена Соколова писала:
Суд все время подчеркивал, что мой муж и наш отец — офицер царской армии. Совсем не было принято во внимание, что он много лет был на командных должностях в Красной Армии и закончил свою военную работу на высокой командной должности.
ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 69/об.
Сам Соколов не скрывал прошлого:
Я офицер царской армии, но я в то же время и незаурядный работник Красной Армии, где я, начав с нисших должностей дослужился на фронте до должности Инспектора для поручений при Инспекторе Артиллерии — Инспарт югзапфронта.
ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 162
Виновным в экономической контрреволюции себя Соколов не признал.
Я никогда не был настроен против советской страны и пролетарского народа, и никогда не принадлежал к указанным группировкам. Я знающий работник, но плохой администратор вследствие слабости своего характера.
Никакой связи я не имел с Раевским, кромеслужебно-официальных . Никакого отношения к подготовке и развалу техбазы я не имел <…>
Как Руководитель Качественной Группы, я отвечаю за работу баз и в этой области я явился слепым и слабым орудием в руках лиц, быть может и сознательно вредившим нашему здоровому делу. Так или иначе я сознаю себя виновным.ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 162–163
Его жена писала, что Соколов не сумел справиться со своей сложной работой, так как был очень загружен (в том числе сторонними поручениями технического характера) и в течение пяти лет работал без отпуска. Подобные аргументы приводили и жены других обвиняемых по другим делам в разные годы.
То, что осуждение является судебной ошибкой, Вера Григорьевна доказывала так:
Осуждение Соколова за то, что умышленно он оставлял склады без дезинсекции — оказалось ошибкой, ибо весь этот круг обязанностей по завозу и разгрузке баз зерном возложен был не на него, как руководителя качественной группы, а на Сектор Сбыта Заготзерно. Однако, он сам неоднократно поднимал вопрос о необходимости своевременного освобождения баз для приема нового урожая зерна. Второй же пункт обвинения о сокрытии фактов зараженности зерна в суде не подтвердился остальными материалами дела и этот пункт был основан на ложном оговоре свид. Козлова, в то время как допрошенная и вызванная группа других свидетелей могла опровергнуть эти обвинения, но Горсуд почему то без всяких оснований прекратил дальнейший допрос вызванных свидетелей, нарушив права обвиняемого и явно недоследовав настоящее дело.
ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 55
Володя Соколов, сын приговоренного, отправлял на имя Михаила Ивановича Калинина заявление такого содержание:
Прошу рассмотреть дело мосгорсуда под председательством тов. Смирнова о процессе «Мосзаготзерно». В качестве подсудимого находится мой отец, <имя вписано сверху> Соколов Митрофан Тимофеевич, которого приговорили к расстрелу. Приговор будет приведен в исполнение 27/
IX-37 г. в 9 час. вечера. Мать у меня больная лежит без памяти, брат старший в военно летной школе в гор. Энгельсе. Младший уч. в4-ом классе. Я не знаю, что мне делать, помогите мне.ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 58
Володе тогда было 17 лет. Калинину писали и Панаиоти:
Дорогой Михаил Иванович очень просим сохранить жизнь Панаиоти Николаю Павловичу осужденного по статье 587 УК Спецколлегией Московского городского суда 24 сентября сего года старуха мать жена и сын еще раз очень просим сохранить ему жизнь он еще молод у него много сил и энергии и при сохранении ему жизни мы уверены он с радостью положит на общее строительство советского союза мать сын и жена Панаиоти
ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 73
Из Таганской тюрьмы писал прошение о помиловании Ефим Григорьевич Зубчук. Биография его несколько отличается от биографий Соколова и Панаиоти. Батрак, сын батрака — белогвардейцем его назвать было нельзя. О себе он писал:
Я с 1 январь 1918 года находился в должности милиционера до 12 сентября 1937 г. состоял на государственной советской работе. <…> Я строжайше выполнял и партийную и государственную дисциплину. Куда ни посылала меня партия, а я 4 раза мобилизовался ЦК ВКП(б) все задания выполнял добросовестно. С 1921 года я на продработе выполнял продразверстку, продналог, заготовку и наконец госпоставку. <…> Благодаря лишь тяжелой болезни (сифилис) я после долгих просьб приехал в Москву, а с 22го мая с/года до 12 сентября
с/г работал заместителем директора Братцевской базы Заготзерно.ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 139
Все осужденные описывали базу Заготзерна как организацию бесхозяйственную. Зубчук дополняет картину следующим штрихом:
Хозяйство этой базы своим хаосом меня не напугало. Я принимал самые энергичные меры его выправить. Мои распоряжения работниками игнорировались
т.к. я приехал из деревни. Я вел борьбу с прогулами за что был избит прогульщиком. Профорганизация бездействовала. Парторганизация слабо помогала. <…>
Я великолепно понимаю политическое значение произведенного процесса для страны и в частности для системы Заготзерно. Никогда ни с какими врагами никаких дел не имел. Свидетели на суде показали не правду. Приговор в отношении меня ужасает. Я не заслужил такой тяжелой кары.ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 139
За Зубчука просил его сын. Сразу же после вынесения приговора он отправил телеграмму в Кремль, Сталину:
Сегодня Спецколлегия Московского городского суда приговорила расстрелу статье пятьдесят восемь семь моего отца Ефима Григорьевича Зубчук тчк Ходатайствую помиловании зпт прошу приостановить исполнение приговора тчк письменное ходатайство помилования шлю почтой тчк Сын обвиняемого Борис Ефимович Зубчук.
ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 66
Подобную телеграмму на имя Сталина в тот же день отправил защитник Зубчука Кудрявцев, а также жена Осипа Михайловича
За Николая Федоровича Шаронина просил его защитник
Он <Шаронин> просит принять во внимание, что пребывание его в Колчаковской армии в чине подполковника является самым мрачным эпизодом в его биографии. По установлении Соввласти на востоке он сразу поступил на советскую работу и по своему разумению отдавал все силы советскому строительству.
Он обращает внимание, что на работе в Заготзерне на него не может пасть обвинение во вредительском хранении зерна урожая 1937 года по той причине, что урожай начал поступать только в июле месяце, а он был заключен в тюрьму в первых числах августа . Поэтому главный пункт обвинительного заключения о заражении хранилищ на базе зерна клещом в первой и во второй степени проходит мимо него Шаронина.ГАР
Ф. Ф. Р9474 . Оп. 16. Д. 124. Л. 149
Однако все письма и заявления обеспокоенных отсутствием сведений родственников, написанные после 7 октября, значения уже не имели. Приговор был приведен в исполнение 7 октября 1937 года (справка Мосгорсуда с пометкой «Совершенно секретно» от 8 октября 1937 года, направленная председателю Верховного суда СССР А. Винокурову с подписью и.о. председателя Мосгорсуда Староверова. ГАР
В то же самое время шел другой процесс. Спецколлегия Мосгорсуда 8 октября 1937 года приговорила к расстрелу по ст. 58–7 Александра Михайловича Арцыбашева. Его прошение о помиловании от 9 октября 1937 года, написанное (что редкость) красивым уверенным почерком, было адресовано
Рассчитывая на великодушие Партии и Правительства прошу подарить мне жизнь и дать мне возможность молодому Советскому специалисту своим упорным трудом доказать свою преданность Пролетарской Родине.
ГАРФ. Ф. Р9474. Оп. 16. Д. 127. Л. 41
Арцыбашеву было 28 лет. Почти десять лет он проработал на новостройках, где был ударником, его неоднократно премировали на строительстве Московского метро. Он писал, что еще молод, здоров и может принести много пользы своей Родине.
Во время процесса Арцыбашев находился в Бутырской тюрьме. Его защитником выступал член Московской городской коллегии защитников
Арцыбашев категорически отрицал контрреволюционный заговор в своих действиях. Каких именно? Основным фактом вредительства суд признал «расточку роторов электромоторов пуск электромоторов короткозамкнутыми».
Александр Михайлович не отрицал, что роторы были расточены по его распоряжению, но объяснял это тем, что другой ремонт быстро произвести нельзя было. Распоряжение запустить электромотор короткозамкнутым было вызвано тем, что мотор был сдан в ремонт и вышел из него без пусковых приспособлений. Поэтому не было возможности включить мотор, как полагалось, но сделать это было крайне необходимо (для подачи сжатого воздуха). Свидетель Филиппов на суде утверждал, что мотор в таком режиме работал не только до ареста Арцыбашева, но и после. Более того, в пользу Арцыбашева говорили и свидетельские показания:
По делу свидетельскими показаниями Малышкова, Нечаева, Трофимова и других и признанием самого Арцыбашева установлено, что инициатором расточки роторов является Курицын. Малышков показал на суде, что эту практику ввел Курицын, который применял ее и раньше на других участках.
ГАРФ. Ф. Р9474. Оп. 16. Д. 127. Л. 37
Были проблемы и с ремонтом роторов
Эта экспертная комиссия в своих выводах отмечает, что в целях сокрытия преступных действий в нарядах даваемых механической мастерской вместо «проточки» писалась «шлифовка». Это утверждение комиссии опровергнуто на суде свидетелями Були[к/н]овским (зав. механической мастерской) и Куликовым (токарь).
ГАРФ. Ф. Р9474. Оп. 16. Д. 127. Л. 37
Ходатайство подсудимого вызвать эксперта из Электромашиностроительного института было отклонено судом, как и другие ходатайства Александра Михайловича: затребовать его заявки на бронзу с отметками об их удовлетворении, затребовать акт состояния принятого им от
Ни жалоба защитника, ни прошение о помиловании своей роли не сыграли. Приговор был приведен в исполнение в Москве 16 октября 1937 года (справка Староверова на имя Винокурова, председателя Верховного суда СССР, с пометкой «совершенно секретно»; ГАРФ. Ф. Р9474. Оп. 16. Д. 127. Л. 56).
Несколько лет назад в Государственном архиве Российской Федерации были найдены документы, в которых говорится о необходимости создания расстрельного помещения на территории Московского городского суда по адресу: ул. Каланчевская, 43. Судебные работники жаловались на «исключительно тяжелые условия по приведению в исполнение приговоров к высшей мере — расстрелу». ОГПУ отказалось от решения этого вопроса, а специальное помещение при Московском уголовном розыске было ликвидировано.
Винокуров, председатель Верховного суда СССР, писал прокурору СССР Акулову в марте 1934 года:
1) Ввиду предстоящей передачи в Верхсуд СССР большого числа секретных дел (по Военной и
Уголовно-судебной Коллегиям), Верховный суд СССР нуждается в новом помещении для судебных заседателей, для арестованных и караула.
Прошу срочно сообщить, что и где может быть выделено для этих целей в здании, занимаемом прокуратурой и Верхсудом СССР.
2) Верховный суд крайне и неотложно нуждается в подвальном помещении для приведения в исполнение приговоров. Положение теперь критическое: ОГПУ отказывается, в Облсуде — совершенно неподходящая обстановка. Вполне возможно приспособление для этого имеющегося помещения.
В результате в апреле 1934 года было получено разрешение председателя СНК СССР Молотова оборудовать одно из имеющихся помещений для приведения приговоров в исполнение. Однако в конце концов спецпомещение решают строить на территории Мосгорсуда, переехавшего к тому моменту на Каланчевскую улицу, 43. Для чего из резервного фонда СНК СССР было отпущено 80 000 руб.
Неизвестно, где точно располагалось спецпомещение, поэтому нельзя сказать, сохранилось ли здание до сих пор. Но то, что «помещение для исполнения приговоров» было построено, следует из переписки председателя Верховного суда СССР Винокурова с председателем Мосгорсуда Смирновым. Именно Смирнову было поручено строительство. Причем работа шла негладко. И несмотря на срочность, были просто и и волокитство, в чем Винокуров обвиняет Смирнова и грозит применить соответствующие меры наказания.
Финансовые отчеты за 1934 год также подтверждают строительство спецпомещения. В документах с пометкой «секретно» оно называется «гаражом». Возможно, это действительно был гараж, но с особой функцией.
На постройку гаража Верхсуду СССР из резервного фонда СНК СССР отпущено 80 000 руб., из которых 73 681 руб. 33 к. перечислены Мосгорсуду на расходы, связанные с постройкой гаража, который находится на территории Мосгорсуда. Окончательный отчет от Мосгорсуда еще не получен. Главный бухгалтер
В. С. Черкалин . Бухгалтер Щедрина.
Справка к годовому отчету Верховного суда СССР, 1934
2. К расходу по постройке гаража.
Согласно отчету Мосгорсуда, расход, связанный с постройкой гаража и его оборудованием, выразился в следующем размере:
1934
- за июль месяц 22.917 руб. 30 к.
- за август месяц 6.246 руб. 34 к.
- за сентябрь месяц 6.390 руб. 57 к.
- за октябрь месяц 7.256 руб. 33 к.
- за ноябрь месяц 8.352 руб. 57 к.
- за декабрь месяц 7.021 руб. 14 к.
58.184_25
1935
- за январь—февраль 2.163 руб. 11 к.
- в окончательный расчет
Тресту Мосвокстрой 4.061 руб. 57 к.
6.224_68
Итого 64.408_93
Оставшаяся сумма (73.681_33 — 64.408_93) в 9.272 руб. 40 к. предназначается для окончания работ гаража,
как-то : штукатурка здания и оплата за переоборудование машины специального назначения, находящейся на заводе комбината «Реконструкции автотранспорта МСПО». Машина на днях выходит из переделки.
Уже 16 декабря 1934 года Винокуров уведомляет, что специальное помещение для приведения в исполнение приговоров с высшей мерой наказания открыто на территории Горсуда: ул. Каланчевская, 43. Дата опять же совпадает с датой окончания строительства «гаража».
С конца 1934 года здесь приводят в исполнение расстрельные приговоры Мособлсуд, Мосгорсуд и линсуды. Об этом свидетельствуют сохранившиеся в архиве акты исполнения приговоров и служебные записки. До какого времени помещение использовалось, сейчас сказать трудно. Но точно известно (из архивных документов), что оно действовало и в 1939 году.
В актах об исполнении приговоров сохранились и фамилии палачей. Это члены Мосгорсуда Хотинский, Беляев и коменданты Мособлсуда Варфоломеев и Грищенко.
Территория Мосгорсуда, план
ЦГАМО. Ф. 2206. Оп. 1. Д. 50
Схема гаража на территории Мосгорсуда
ЦГАМО. Ф. 2206. Оп. 1. Д. 50
Для оперативных целей Верховного суда по исполнению приговоров Винокуров в феврале 1935 года заказывает тресту «Московского авторемонта» изготовление автокузова типа «скорая помощь» на машине ГАЗ АА, 1934.
Кузов должен быть без окон, а задняя часть с широкой двухстворчатой дверью, застекленной небольшими стеклами, низ кузова должен быть обит оцинкованным железом, и вся внутренняя часть кареты без всяких подвесов и скамей и сидений.
Указанную работу, ввиду отсутствия другой машины, прошу изготовить в самом срочном порядке.Председатель Верховного суда СССР Винокуров
Управделами Верховного суда СССР Кассель
Чуть позже, в марте 1935 года, Кассель отсылает в управление РК милиции г. Москвы, в отдел по регулированию уличного движения (ОРУД) записку с просьбой продлить разрешение на установку сигнала «сирена» на машину №
Особые цели требовали особых людей. Сохранилась записка Винокурова управделами Совнаркома СССР Мирошникову от 7 января 1935 года, где он просит перевести шофера Василия Ефимовича Лукьянова в Верховный суд СССР из автобазы СНК СССР.
Верховный суд закончил строительство спецпомещения для приведения в исполнение приговоров. И для обслуживания этих операций получил две спецмашины. Особые условия работы этих машин, необходимость строгой конспирации требует от нас принять в качестве водителя этих машин вполне надежного, опытного и проверенного товарища — этим требованиям товарищ Лукьянов, будучи проверен на работе, вполне отвечает.
Фрагмент разговора с Ниной Литвиновой, Евгением Сыроечковским и Павлом Литвиновым о суде над Виктором Хаустовым, арестованным вместе с Евгением Кушевым на демонстрации 22 января 1967 года. Демонстрация состоялась в первое воскресенье после арестов Веры Лашковой, Павла Радзиевского, Юрия Галанскова и Алексея Добровольского, на следующей неделе были арестованы Александр Гинзбург, Вадим Делоне, Владимир Буковский и Илья Габай
Взяла интервью Ольга Розенблюм (РГГУ), 30 апреля 2019 года
О суде над Виктором Хаустовым
ЕС: Буковский – мой однокурсник, я его знаю поэтому. Когда арестовали Буковского, у нас пошли разговоры: нашего однокурсника арестовали... Услышал их наш полковник Миронов, руководитель нашей военной кафедры. «Я вам все сейчас объясню, — сказал он. — Эти люди заимели собственное мнение и вздумали его высказывать! Вам все понятно?»
Мы тогда с Нинкой пришли на демонстрацию [22 января 1967 года], но мы никого не знали, только смотрели. Люди в это время встали с плакатами, и тут же их схватили. Я помню, что Хаустов сопротивлялся. Один.
ПЛ: А Кушев кричал: «Долой диктатуру!»
ЕС: Я не слышал.
ПЛ: Это его главное обвинение. Потому что у него не было плаката. В конце, когда уже всех стали захватывать, он крикнул.
ЕС: А на плакатах было: «Свободу Гинзбургу, Галанскову, Радзиевскому и Лашковой» [вместо имени Гинзбурга на плакате было имя Добровольского].
ПЛ: Нет, Гинзбург не был еще арестован. Мы с Гинзбургом поехали в такси и хотели пойти на демонстрацию. Была с нами Арина. Она сказала, что нам не надо идти. И это было правильно в этой ситуации.
ОР: Как же вы послушались?
ПЛ: А мы не собирались, в общем-то... Мы решили пойти посмотреть. Это было 22-е – первое воскресенье после арестов. Арестовали Галанскова, Добровольского, неизвестного никому Радзиевского и Веру Лашкову. После этого я не расставался с Гинзбургом и считал себя его телохранителем. Мы в такси приехали с Ариной и с ним, и вдруг Алик: «Давай пойдем туда». Я говорю — давай. Арина говорит: «Нет-нет, вы уже решили, что не пойдете, вы согласились». Мы действительно было решили не ходить.
ЕС: А не путаем ли мы чего-то, Павлик? Потому что мы с Нинкой пошли на демонстрацию, чтобы присоединиться, когда мы уже узнали, что Алик арестован.
ПЛ: Думали, что Алик арестован. Потому что все были арестованы, кроме Алика. А Алика арестовали через несколько дней. Я все время был с ним. Я был вечером у Людмилы Ильиничны [Гинзбург]. Была Арина, Алик пошел провожать Арину и не вернулся. Я услышал голос с улицы, голос Алика, он что-то крикнул. Я говорю: «Людмила Ильинична, Алик сейчас придет, он уже у подъезда, он нам крикнул, что он идет». Минут 20 прошло — он не появился. Я стал думать, что его арестовали. «Нет-нет, он сейчас придет». И всю ночь мы сидели с ней.
Первый суд, на котором мы были, Хаустова, — это было на Комсомольской, на [площади] Трех Вокзалов. На Каланчевке.
***
Из разговора с Павлом Литвиновым в августе 2013 года:
Привели Буковского и тут же увели. Судили Хаустова. Габая – отдельным делом. И Габая тут же выпустили, скоро. В это время мы подошли к суду, нас было очень мало. Были Петя Якир, Ира Якир, был я, и я пришел вместе с человеком, который помнит всё, хотя непосредственно не был участником, его зовут Евгений Сыроечковский, он муж моей сестры Нины. Он просто со мной пришел. Что было важно – его никто не знал в лицо. И он прошел в зал суда, когда пропустили… Они привели своих дружинников, какой-то отряд, то есть комсомольских работников таких мелких, чтобы они изображали публику.
***
ЕС: Нас, естественно, не пустили. Суд начался, а мы все были в коридоре, но на какое-то время почему-то суд прекратился, всех выгнали в коридор, а потом, когда стали пускать снова, эти люди, которые заполняли зал, пошли туда...
ПЛ: Комсомольские...
ЕС: Они были не комсомольские, это были люди постарше, по-моему. От 40 лет. Они пошли вот так вот очередью, друг за другом. Чтобы никто между ними не влез. Мы были рядом с ними. Меня подтолкнул совсем к ним Петя Якир. И я их руки расцепил. И между ними влез. И вместе с ними в очереди уже проник туда в зал. И как-то я оказался рядом с Галей Габай. Она как жена была пропущена. И тут же, по-моему, прокурор заявил, что по Габаю открылись новые обстоятельства и просьба его из этого суда убрать. И его увели, Габая, и судили только Хаустова, и его прекрасно защищала Софья Васильевна Каллистратова. Помню, что на меня Софья Васильевна своей логикой, своим напором произвела очень большое впечатление.
ПЛ: Она такая простая русская женщина, с длинными седыми волосами...
ЕС: Это было настолько необычно и впечатляюще, что я тогда запомнил почти весь процесс – наверное, и весь процесс – дословно.
ПЛ: То, что в моей книжке, — это все его рассказ. Про этот суд, про Хаустова.
ОР: Именно запоминали, не записывали?
ЕС: Нет, ничего не записывал, записывать было ничего нельзя.
Был потом перерыв еще один [слушание, начавшееся в 11.00, было отложено до 14.00 по ходатайству адвоката Виктора Хаустова Софьи Васильевны Каллистратовой, заявившей, что защита не имела возможности изучить материалы дела // Дело о демонстрации на Пушкинской площади 22 января 1967 года. Сборник документов под редакцией Павла Литвинова. London, Overseas Publications Interchange, Ltd, 1968. С. 12–13], но после этого перерыва, поскольку никого из желающих на суд попасть больше не было, уже никаких препятствий войти второй раз не было. Правда, в промежутке меня взяли милиционеры, проверили мой паспорт, и после этого я пошел обратно, туда уже.
ОР: В тот же вечер все записывали?
ЕС: Я не записывал, я все рассказывал Павлу. Павел все записывал с моих слов.
ПЛ: ...а потом Галя Габай перепечатала.
ЕС: Ее не тронули.
ОР: Она что-то дополняла?
ПЛ: Нет, когда она уже перепечатывала, она что-то вспоминала, но Геня именно эту часть запомнил практически дословно.
ЕС: Да, и Софья Васильевна потом что-то подтверждала.
***
Из разговора с Натальей Горбаневской 30 августа 2013 года:
ОР: Какая Ваша первая запись? Запись суда над Буковским?
Запись суда над Буковским и Хаустовым, да.
ОР: Вы собирали материал или перепечатывали?
Я перепечатывала. Нет, нет, Павлик сам собирал материал, я перепечатывала и слегка редактировала.
***
ПЛ: Ко второму процессу, когда судили Буковского, Кушева и Делоне, у меня уже был некоторый опыт в этих делах. А в этот раз Геня был первым, пробным человеком, но это было довольно легко: я просто писал все, что он говорил.
ОР: Вы шли именно запоминать?
ЕС: Нет, нет, я не шел запоминать. Потому что не было надежды туда пройти. Я туда прошел чисто случайно.
ПЛ: Об этом деле никто не знал, еще не было никакой традиции [ходить к зданию суда и восстанавливать затем сказанное в зале]... Ну, было дело Синявского и Даниэля, а настоящей традиции не было. У меня было ощущение, и у Пети [Якира], что надо хотя бы продемонстрировать, что нам это интересно. Приход на суд был скорее демонстрацией, потому что мы не ожидали, что хоть кого-нибудь внутрь пустят. Там был Петя, была Ира, его дочка, был Гриша Подъяпольский, я его тогда еще не знал.
ЕС: Кроме Пети, я никого не знал.
ПЛ: Нас, по-моему, человек восемь [было]. Совсем немногие. Был ли Андрей Амальрик...
ЕС: Нет, Андрея не было.
ПЛ: Андрей, наверное, был на следующем суде. Я помню, что мы были на одном из этих судов, снаружи. И тетка была моя, но это тоже не на этом суде.
ЕС: Нет, не на этом. На этом, по-моему, [Люда] Кац была.
ЕС: На следующий день или [около того] меня позвали к Лунгиным. И там меня об этом суде очень детально допрашивал человек с такими усами. Как я потом понял, это был Виктор Некрасов.
ОР: На какие еще суды Вы ходили?
ЕС: Я ходил на многие суды, но уже никого не пускали, я просто стоял в толпе, которая собиралась перед входом в здание суда. Но на каких судах я был, я уже сейчас...
ПЛ: На моем.
Продолжение разговора – о суде над участниками демонстрации на Красной площади 25 августа 1968 года
Опубликовано 4 июля 2020 года