Анатолий Александрович Якобсон (1935–1978) — поэт, переводчик, литературовед, правозащитный и общественный деятель. Один из редакторов бюллетеня «Хроника текущих событий», автор письма в защиту А. Д. Синявского и Ю. М. Даниэля; участник «петиционной кампании» вокруг «процесса четырех».

Открытое письмо Анатолия Якобсона, появившееся в самиздате в сентябре 1968 года и ставшее затем широко известным в диссидентских кругах, сыграло ключевую роль в осмыслении демонстрации 25 августа. В то время как большинством «сочувствующих» демонстрантам их действия оценивались скорее как нецелесообразные и неразумные (как «самосажание»), не имеющие практического значения, Якобсон предложил совершенно другую концепцию протеста. Он указывает, что нельзя оценивать их поступок с точки зрения целесообразности, нужно поместить его в совершенно другую систему координат. Каждый имеет дело только со своей совестью — и только перед ней он отвечает. «Демонстрация — явление не политической борьбы, а борьбы нравственной». И формы борьбы могут быть совершенно разными: «Общих рецептов нет. Общепонятно лишь одно: „благоразумное молчание“ может обернуться безумием — реставрацией сталинизма… [Публичные протесты] — это драгоценная традиция, начало самоосвобождения людей от унизительного страха, от причастности ко злу».

Якобсон не знал заранее о демонстрации и был крайне подавлен тем, что не смог принять в ней участия. Вспоминает Павел Литвинов:

Я помню, что последняя встреча перед моим арестом произошла 21 августа 1968 г., когда был суд над Анатолием Марченко. Мы все пришли — наша группа, может быть, человек 20–30 — на этот суд, и на этот суд нас нарочно всех впустили, мы были внутри суда. Мы даже сразу не поняли почему, а потом стало ясно — они хотели привлечь наше внимание к суду над Толей Марченко, чтобы отвлечь наше внимание от Чехословакии, это было то самое утро, когда все узнали о вторжении в Чехословакию. Я помню, что пришел Александр Сергеевич Есенин-Вольпин на суд — он не знал о вторжении. И во время суда кто-то ему сказал и он сразу отреагировал. Но все мы уже знали утром, что вторжение в Чехословакию произошло. Итак, мы были на этом суде. Дина Исааковна Каминская, адвокат, сказала замечательную речь в защиту, но это не помогло, и Толя Марченко получил год за нарушение паспортного режима, что было, конечно, совершенно пустым поводом к его аресту, и в конечном счете, этот год перешел во много лет лагерей с небольшими перерывами и привел Толю Марченко к смерти. Но в тот день мы все были вместе в этом суде. И когда мы выходили из суда, нас окружило КГБ, они окружили, но не подходили прямо, а фотографировали нас, но как-то держась на расстоянии, пытаясь слушать наши разговоры, но, видимо, был сигнал не провоцировать нас. И мы шли вместе от суда к метро, я думаю, «Белорусская», по улице Правды — в этом районе был тогда суд. Постепенно все пошли в разных направлениях, и я хорошо помню, как Толя подошел ко мне и сказал: «Павлик, я знаю, что ты, наверное, организуешь демонстрацию. Позвони мне, я хочу прийти на эту демонстрацию», — и ушел.
А вот что произошло дальше. Он уехал на дачу, и, когда мы действительно решили организовать демонстрацию, я позвонил, и Майя Улановская — его жена — была дома. Я сказал, что хочу с ней поговорить. Я не хотел говорить по телефону, естественно. Мы встретились с ней где-то на улице, и я сказал: «Знаешь, Толя просил передать ему, если мы идем на демонстрацию. Я собираюсь делать эту демонстрацию, я просто передаю». Она говорит: «Ты понимаешь, что Толе нельзя идти на эту демонстрацию: они посадят его в сумасшедший дом». Я говорю: «Он просил ему это сказать». Майя сказала: «Я это ему не передам». Я сказал: «У меня нет времени ехать к нему на дачу». Так что она ему не передала моих слов, и Толя на демонстрацию не пришел. Он был очень потом разочарован — конечно, он хотел быть на демонстрации.

Интервью Павла Литвинова, 15 февраля 2006 г.

Адвокат и правозащитный деятель Дина Каминская вспоминает:

А в тот августовский день в 1968 году Анатолий сидел в моей комнате, закрыв лицо своими сильными руками, и сквозь рыдания повторял раз за разом:
— Я должен был быть с ними. Я должен был быть с ними. Я должен был быть с ними.
25 августа Анатолия не было в Москве. Только на следующий день он узнал о демонстрации и об аресте самых близких своих друзей.

Каминская Д. Записки адвоката. М., 2009

В 1969 году, в день 90-летия со дня рождения Сталина, вышел на антисталинскую демонстрацию на Красной площади, был задержан и оштрафован. В 1973 году эмигрировал в Израиль. Покончил с собой в Иерусалиме.