Репрессированная наука
Вводная статья
Авиационный завод № 39 / ЦКБ-39
Анилтрест
Болшевская шарашка (г. Королев)
Бутырская тюрьма
ВИНИТИ
Военная коллегия Верховного суда / ОКБ в ЭКУ ОГПУ
Вольная академия духовной культуры
Вольная философская ассоциация / Московский государственный педагогический институт
Всесоюзная научная ассоциация востоковедения (ВНАВ)
Всесоюзный институт минерального сырья
Высшая аттестационная комиссия (ВАК)
Геологический институт АН
Гидрометеорологический комитет СССР
Гидрометцентр
Главное здание МГУ
Государственная академия художественных наук (ГАХН)
Государственный астрофизический институт (ГАФИ)
Государственный институт азота
Государственный электромашиностроительный институт им. Я. Ф. Каган-Шабшая
Дача П. Л. Капицы
Еврейский народный университет (1919–1922 гг)
Завод «Динамо»
Завод «Компрессор» / ОТБ-8
Завод «Красный богатырь»
Издательство Academia
Издательство «Иностранная литература»
Институт высшей нервной деятельности
Институт географии АН
Институт горючих ископаемых (ИГиРГИ)
Институт земного магнетизма и ионосферы АН
Институт им. Плеханова
Институт истории науки и техники АН / Институт этнографии АН
Институт конкретных социальных исследований (ИКСИ) АН
Институт красной профессуры
Институт Маркса – Энгельса – Ленина
Институт мирового хозяйства и мировой политики
Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО)
Институт повышения квалификации руководящих работников Министерства бытового обслуживания
Институт стали / Московский нефтяной институт
Институт теоретической и экспериментальной физики (ИТЭФ)
Институт физики земли
Институт физики и биофизики / Физический институт им. П. Н. Лебедева (ФИАН)
Институт физических проблем
Институт философии, литературы и истории (ИФЛИ)
Институт языкознания АН
Историко-архивный институт
Исторический факультет МГУ (1934–1970)
Квартира М. Н. Сперанского
Квартира Н. Н. Лузина
Квартира Натальи Кинд-Рожанской / Кибернетический семинар Александра Лернера
Квартира С. В. Бахрушина
Коммунистическая академия / Институт философии АН
Коммунистический университет им. Я. М. Свердлова / Высшая партийная школа (ВПШ)
Коммунистический университет национальных меньшинств Запада (КУНМЗ) им. Ю. Ю. Мархлевского
Коммунистический университет трудящихся Востока
Конъюнктурный институт Финансово-экономического бюро Наркомфина
Котельный завод им. Бари / ОТБ-11
Краснопресненская обсерватория МГУ (ГАИШ)
Кучинская шарашка
Лагеря МГУ на Ленинских горах, в Лужниках, Черемушках и Раменках
Марфинская шарашка
МГУ (корпуса на Моховой)
Микробиологический институт АН
МОГЭС / ОТБ-12
Московский институт востоковедения (1921–1924) / Институт востоковедения АН (1953–1977)
Московский институт востоковедения им. Н. Н. Нариманова
Московский полиграфический институт
Московский химико-технологический институт им. Менделеева (МХТИ)
Московское высшее техническое училище (МВТУ)
Наркомзем / Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук им. Ленина (ВАСХНИЛ)
Наркомпрос / Главлит
Наркомпрос. Политуправ Республики
Научно-исследовательский институт языкознания (НИЯз)
Научно-технический отдел ВСНХ
Научные семинары отказников (1972–1989 годы)
НИИ вакцин и сывороток им. Мечникова
НИИ прикладной молекулярной биологии и генетики
НИИ содержания и методов обучения
НИИ-160 (Фрязино)
НИИ-6
Общество изучения московской губернии
Объединенный институт ядерных исследований
Ольгинский завод / ГСНИИ-42
Почвенный институт АН
Президиум АН (Нескучный дворец) / Центральный музей народоведения
Туполевская шарашка / ЦКБ-29
Тушинский машиностроительный завод / ОТБ-82
Университет трудящихся Китая им. Сунь Ятсена
Физико-химический институт им. Л. Я. Карпова
Физический институт (ФИАН)
ФНИЦ эпидемиологии и микробиологии им. Гамалеи
Центральное бюро краеведения
Центральное статистическое управление (ЦСУ)
Центральный институт труда
Центральный музей народоведения
Научно-исследовательский институт языкознания (НИЯз)

Объекты на карте:

Научно-исследовательский институт языкознания

Научно-исследовательский институт языкознания (НИЯз)

Адрес: г. Москва, ул. Мясницкая, д. 42

Научно-исследовательский институт языкознания (НИЯз) при Наркомпросе действовал в 1931–1933 годах. Его сотрудники и идейные вдохновители НИЯЗа (Г. К. Данилов, Т. П. Ломтев и другие) выступали против господствовавшего в лингвистике 30-х годов марризма, но одновременно проповедовали исключительно собственное «марксистское языкознание» и боролись с «буржуазными учеными». НИЯз был закрыт по требованию Н. Я. Марра, ставшего, фактически, официальным главой всего советского языкознания.

 
Дом Барышникова (Мясницкая городская больница), где располагался Научно-исследовательский институт языкознания. 1900—1903 гг. Фото: PastVu

Дом Барышникова (Мясницкая городская больница), где располагался Научно-исследовательский институт языкознания. 1900—1903 гг. Фото: 

История здания и института

Научно-исследовательский институт языкознания расположился в бывшей усадьбе Барышникова по адресу: Мясницкая, 42. Во время своего недолгого существования он делил это здание с Институтом санитарного просвещения Наркомздрава.

Здание усадьбы было построено в период с 1797 по 1802 годы по проекту архитектора М. Казакова. В первой половине 19 века усадьба была одним из центров культурной жизни Москвы, здесь бывали В. Кюхельбекер, В. Одоевский, в 1823–24 годах гостил А. Грибоедов, который работал в этих стенах над пьесой «Горе от ума». В начале XX века (до 1923 года) здесь находилась Мясницкая городская больница. В начале 1990-х годов сюда переехала редакция газеты «Аргументы и факты» (Дедушкин А. Узнай Москву).

Улица Кирова (Мясницкая) в 1947 г. (на заднем плане дом Барышникова). Кадр из к/ф «Весна». Источник: PastVu

Улица Кирова (Мясницкая) в 1947 г. (на заднем плане дом Барышникова). Кадр из к/ф «Весна». Источник: PastVu

Научно-исследовательский институт языкознания был создан в 1931 году. Директором института стал выпускник Института красной профессуры М. Н. Бочачер. Институт был тесно связан с объединением приверженцев марксистского языкознания с характерным для эпохи военизированным названием «Языкофронт». Прежде чем обратиться к истории этого объединения, следует сказать несколько слов о положении в лингвистике в начале 1930-х годов.

Н. Я. Марр и марризм

Влияние так называемого «нового учения о языке» (или «яфетической теории»), сформулированного академиком Н. Я. Марром, с 1923–24 годов неуклонно возрастало, а в 1928–29 годах приобрело решающее значение в советской лингвистике. Основу марризма составляли две идеи, касавшиеся исторического развития языка. Во-первых, согласно Марру (и вразрез с классической лингвистической теорией), языковое развитие идет в направлении от множества языков к единству, то есть каждый диалект и говор поначалу был отдельным языком, а затем происходил процесс скрещения. В результате множества скрещений количество языков постоянно уменьшается, и в коммунистическом обществе этот процесс найдет завершение в создании всемирного языка. Во-вторых, Марр утверждал, что хотя языки возникли независимо друг от друга, они развивались по абсолютно единым законам, но с неодинаковой скоростью. При этом, по Марру, все языки проходят одни и те же стадии, определяемые уровнем социально-экономического развития, а звуковая речь возникала в первобытном обществе как средство классовой борьбы, и поначалу у всех народов состояла из одних и тех же четырех элементов САЛ, БЕР, ИОН, РОШ.

Н. Я. Марр. Фото: russiangap.com

Н. Я. Марр

Несмотря на очевидную ненаучность марристской теории, ее влияние было огромным. Причин этому можно выделить несколько. В. М. Алпатов пишет: «Марр несомненно был яркой личностью, обладал обширными, хотя и нередко поверхностными познаниями, и умел привлекать к себе людей. В то же время он всегда был властным и не терпевшим возражений человеком. Другим элементом истины был тот кризис в развитии мирового языкознания, который заметил и использовал, в своих целях Марр. <…> Идеи Марра были одной из попыток его преодоления, поначалу казавшейся интересной уже потому, что „новое учение“, отказываясь от традиционных постулатов, сохраняло привычное для многих понимание языкознания как исторической науки <…> Марр ориентировался на представления именно 20-х годов, когда ждали скорой мировой революции, построение коммунизма казалось делом близкого будущего и многие всерьез надеялись успеть поговорить с пролетариями всех континентов на мировом языке» (Алпатов В. М. Марр, марризм и сталинизм).

Кроме того, Марр резко противопоставлял свое учение дореволюционной и западной науке, что также отвечало духу времени:

Сама индоевропейская лингвистика есть плоть от плоти, кровь от крови отживающей буржуазной общественности, построенной на угнетении европейскими народами народов Востока, их убийственной колониальной политикой.

Марр Н. Я. Избранные труды. М.-Л., 1936. Т.III

Опять же в духе времени с 1928 года Марр начал активно дополнять свои сочинения цитатами из классиков марксизма-ленинизма. В том же году в Комакадемии была создана подсекция материалистической лингвистики во главе с Марром. Другие лингвисты, не принимавшие марровского учения, уже в конце 20-х годов испытывали большие трудности в работе, против них выдвигались различные политические обвинения. В 1932 году в Ленинграде был издан сборник статей марристов «Против буржуазной контрабанды в языкознании», где в «контрабандисты» было зачислено около трех десятков ведущих ученых. Лингвисты, сохранявшие хоть какую-то независимость в работе, подвергались травле.

Марристы в духе эпохи (который они во многом задавали) пользовались той же военизированной лексикой, что и их оппоненты: ср. название статьи апологетов марровского учения В. Б. Аптекаря и С. Н. Быковского «Современное положение на лингвистическом фронте и очередные задачи марксистов-языковедов» (Л., 1931).

«Языкофронт»

Научное объединение «Языкофронт» было создано в 1930 году. В нее входили Г. К. Данилов, К. А. Алавердов, Я. В. Лоя, Т. П. Ломтев, П. С. Кузнецов и другие. Языкофронтовцы принимали некоторые идеи Марра (такие как отрицание языкового родства, отнесение языка к надстройке), но отвергали большую часть его теории (например, идею о четырех основных элементах). Одновременно они, правда, боролись и с языковедами старой школы. Они выступали за создание «марксистской лингвистики» (идея переустройства всех наук на марксистских началах была крайне популярной в 20-х годах; в частности, за марксиситсое языкознание выступал и выдающийся лингвист Е. Д. Поливанов, категорический противник Марра) и резко против «буржуазной науки». В 1932 году по заданию методологического сектора НИЯза П. С. Кузнецов написал брошюру «Яфетическая теория» с критикой марровского учения, доставившую, по словам автора, ему «много неприятностей».

Осуждена была моя книжка «Яфетическая теория» (сам Марр назвал ее «китайской бомбой» — сравнительно незадолго до того был известный конфликт на КВЖД.

Кузнецов П. С. Воспоминания // Московский лингвистический журнал. 2003. Т. 7. № 1

П. С. Кузнецов. Фото: philol.msu.ru

П. С. Кузнецов. Фото:

В институте работали также ученые, не входившие в «Языкофронт»: А. М. Селищев, Н. Ф. Яковлев, Н. М. Каринский и другие. Они находились в различных отношениях с марризмом — от резкого неприятия (Селищев), до частичного, искреннего или нет, его принятия. В стенах НИЯза сформировалась так называемая Московская фонологическая школа, в которую входили В. Н. Сидоров, Р. И. Аванесов, А. А. Реформатский, А. М. Сухотин, П. С. Кузнецов.

4 января 1932 года из института по инициативе директора Бочачера был уволен крупнейший славист и лингвист А. М. Селищев, впоследствии восстановленный благодаря вмешательству наркому просвещения А. С. Бубнова.

НИЯз и «Языкофронт» вели борьбу на два фронта… Постоянно бывали дискуссии. По линии борьбы с буржуазным языкознанием громили различных старых языковедов, в том числе и работавших в институте. Громили П. А. Расторгуева за то, что его некоторые теории (он занимался главным образом белорусским языком) смыкаются с некоторыми теориями «нацдемов» (националистических демократов). Совершенно растерявшийся Расторгуев, выступая с ответным словом, начал: «Конечно, я за нацдемов…», но, услышав шум в зале, поправился: «Нет, нет, я, конечно, против нацдемов…». Громили А. М. Селищева за «Язык революционной эпохи» и за что-то еще. В защиту его выступали Р. И. Аванесов, В. Н. Сидоров и С. Б. Бернштейн (он был тогда аспирантом)… С разгромной речью выступил Бочачер, который вообще-то не очень разбирался в лингвистике, а Данилов с восторгом приветствовал «рождение нового лингвиста — Бочачера»…

Кузнецов П. С. Воспоминания // Московский лингвистический журнал. 2003. Т. 7. № 1

А. М. Селищев в числе многих других ученых был арестован в 1934 году по так называемому «делу славистов» (подробнее об этом см. на странице Квартира М. Н. Сперанского). Выдающиеся ученые-лингвисты Н. М. Дурново и Г. А. Ильинский, погибли, а другие — А. Ф. Селищев, В. В. Виноградов, А. А. Сидоров и др. — провели по несколько лет в тюрьмах, лагерях или ссылке.

Закрытие института

В результате все возраставшего всепоглощающего влияния марризма объединение «Языкофронт» в 1932 году было вынуждено самораспуститься.

Мотив Данилова был такой: он сделал свое дело, а теперь не время групповым организациям, надо строить всем сообща советское марксистско-ленинское языкознание.

Кузнецов П. С. Воспоминания // Московский лингвистический журнал. 2003. Т. 7. № 1

НИЯз, прочно ассоциированный с «Языкофронтом», был закрыт в 1933 году. Таким образом, единственным лингвистическим научным учреждением остался Институт языка и мышления им. Марра в Ленинграде.

В годы Большого террора (1937–38) многие лингвисты были расстреляны: среди них были как противники Марра (Е. Д. Поливанов, Г. К. Данилов, К. А. Алавердов), так и лингвисты, номинально принявшие его учение (ак. А. Н. Самойлович), а также некоторые из «верных» марристов (В. Б. Аптекарь, С. Н. Быковский, Л. Г. Башинджагян) (Алпатов В. М. Марр, марризм и сталинизм).

Бывший директор НИЯза, организатор травли и увольнений неугодных ему ученых старой школы, не оказался удачливее своих коллег. М. Н. Бочачер был арестован 22 марта 1938 года. Он был приговорен к высшей мере наказания 4 марта 1939 года по обвинению в «шпионаже и участии в контрреволюционной террористической организации» и в тот же день расстрелян (Жертвы политического террора в СССР).

Неожиданный конец марризма

К концу 1930-х годов в лингвистике стало больше свободы. После смерти Марра его преемник академик И. И. Мещанинов занял более взвешенную и разумную позицию по отношению к ученым иных взглядов.

Однако после выступления Лысенко на печально известной сессии ВАСХНИЛ (в 1948 году) в любой области науки стали искать своих «менделистов-вейсманистов-морганистов». В течение примерно полутора лет в лингвистике шла погромная кампания, возглавлявшаяся Г. П. Сердюченко и Ф. П. Филиным. Проработки шли на собраниях и в ряде органов печати («Правда», «Культура и жизнь», «Литературная газета»). Многим пришлось отречься от своих взглядов и трудов. Выдающийся финно-угровед Д. В. Бубрих умер от сердечного приступа в 1949 году после двух недель почти ежедневной проработки. Н. Ф. Яковлев, пытавшийся быть марристом, хотя и не очень убедительно, в результате травли заболел психическим заболеванием и был вынужден уйти из науки. К весне 1950 года многие ученые лишились работы. К ноябрю 1948 года Филин с партийными сотрудниками двух ленинградских институтов подготовил секретную докладную записку в ЦК ВКП(б) о «состоянии и задачах советского языковедения» с марристской точки зрения (Дружинин П. А. Идеология и филология: документальное исследование. М.: Новое литературное обозрение, 2012).

Однако неожиданно 9 мая 1950 года в газете «Правда» была объявлена дискуссия по вопросам языкознания, начатая статьей против Марра, написанной академиком АН Грузии А. С. Чикобавой. Далее в «Правде» печатались статьи противников Марра (А. С. Чикобава, Б. А. Серебренников, Г. А. Капанцян, Л. А. Булаховский), его защитников (И. И. Мещанинов. Н. С. Чемоданов, Ф. П. Филин, В. Д. Кудрявцев) и сторонников компромиссной позиции (В. В. Виноградов, Г. Д. Санжеев, А. И. Попов, С. Д. Никифоров). 20 июня в рамках дискуссии появилась статья Сталина «Относительно марксизма в языкознании», содержавшая резкую критику «марризма. 4 июля газета напечатала ответ Сталина Е. Крашенинниковой, а 2 августа — еще три его ответа на письма читателей. Эти публикации составили текст под общим названием «Марксизм и вопросы языкознания», изданный огромным тиражом. В. М. Алпатов предполагает, что причина вмешательства Сталина во внутринаучную ситуацию могла заключаться в несоответствии идей Марра, ориентированных на умонастроения 20-х годов, политической линии Сталина послевоенных лет, когда ушли в прошлое мечты о всемирной революции и общем пролетарском языке. «В этих условиях отрицание Марром национальных границ и рамок и особой роли русского языка, полное отвержение старой науки, требование форсировать создание всемирного языка не могли нравиться Сталину. Недаром Сталин сопоставил Марра с пролеткультовцами и рапповцами. Марр оказывался удобным примером для осуждения неприемлемых к тому времени для Сталина, но еще не забытых идей 20-х годов» (Алпатов В. М. Марр, марризм и сталинизм).

Новым главой советской лингвистии стал академик В. В. Виноградов, до того переживший два ареста и две ссылки, а еще недавно — в 1948–1949 годах — разоблачавшийся как «буржуазный лингвист» и снятый с должности декана филфака МГУ.

Бывшие марристы теперь должны были публично каяться и отказываться от своих прежних заблуждений так же, как под их давлением делали те, против кого они боролись два десятилетия. Однако они не были арестованы, и мало кто был уволен с работы (уволен из Московского института востоковедения как «неразоружившийся маррист» был, в частности, уже упоминавшийся Н. Ф. Яковлев, тяжело переживавший все перипетии идеологического диктата в науке). Однако некоторые из них и далее успешно продвигались по карьерной лестнице, приспособившись к новым обстоятельствам. Так, один из рьяных сторонников марризма и организатор кампании по травле противников «нового учения о языке» Ф. П. Филин вначале был снят с административных постов, а на его работы запрещено было ссылаться, но в 1960-е годы его карьера снова пошла в гору: он стал директором Института языкознания АН СССР, затем Института русского языка АН СССР, а также главным редактором журнала «Вопросы языкознания».

«Товарищ Сталин, вы большой ученый…»

Неожиданное выступление Сталина по совершенно далекому от него вопросу языкознания довольно стало восприниматься анекдотически. Юз Алешковский упоминает это выступление в песне «Простой заключенный», впоследствии исполнявшейся В. Высоцким (подробнее см.: Джекобсон М., Джекобсон Л. Песенный фольклор ГУЛАГа как исторический источник (1940–1991). М., 2001):

Товарищ Сталин! Вы большой ученый,
В языкознании познали толк.
А я простой советский заключенный
И мой товарищ — серый брянский волк.

За что сижу, по совести, не знаю;
Но прокуроры, видимо, правы.
Итак, сижу я в Туруханском крае,
Где при царе бывали в ссылке вы.

И вот сижу я в Туруханском крае,
Где конвоиры строги и грубы.
Я это все, конечно, понимаю
Как обостренье классовой борьбы.

То дождь, то снег, то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра и до утра.
Вы здесь из искры раздували пламя, —
Спасибо вам, я греюсь у костра.

Я вижу вас, как вы в партийной кепке
И в кителе идете на парад.
Мы рубим лес и сталинские щепки,
Как раньше, во все стороны летят

Вчера мы хоронили двух марксистов.
Мы их не укрывали кумачем, —
Один из них был правым уклонистом,
Второй, как оказалось, ни при чем…

Живите ж тыщу лет, товарищ Сталин!
И как бы трудно не было б здесь мне,
Я знаю, будет много чугуна и стали
На душу населения в стране!

Он перед тем как навсегда скончаться
Вам завещал кисет и все слова,
Просил в евойном деле разобраться
И тихо крикнул: «Сталин — голова!»

Алешковский Ю. Простой заключенный
Ольга Лебедева
Алпатов В. М. Марр и марризм: история одного мифа. М.: Наука, 1991
Кузнецов П. С. Воспоминания // Предисловие и комментарии В. М. Алпатова. Московский лингвистический журнал. 2003. Т. 7. № 1