Л. А. Зильбер вспоминал о работе в химической шарашке во время тюремного заключения:

Тогда вспомнили о моем предложении производить спирт из ягеля и направили в химическую лабораторию для уточнения технологии этого производства. Так я очутился в химической «шарашке». Но работать по использованию ягеля не пришлось — не было соответствующей аппаратуры и помощи, так как приданный мне инженер-винодел занимался главным образом писанием подробных отчетов начальству о всех наших разговорах, о чем я достоверно узнал, подложив хорошо замаскированный лист копировальной бумаги к нему на стол. Проблема рака меня давно интересовала. Я быстро организовал лабораторию, получив все оборудование из института, где раньше работал, и нужную литературу. Это было очень важно, что мы имели всю нужную нам иностранную литературу. Было много времени, чтобы думать и планировать во всех деталях каждый опыт. По особому разрешению можно было оставаться в лаборатории допоздна, и я широко пользовался этим. <…> Наши лаборатории помещались, по-видимому, на каком-то химическом заводе в расстоянии 7–10 мин. ходьбы от корпуса, где мы жили. Когда конвойный водил нас туда и обратно мы проходили мимо зенитной батареи и несколько девушек-красноармейцев недоуменно смотрели на нас. <…> Не знаю откуда и зачем, но у нас в лаборатории была папиросная, очень тонкая, высокого качества бумага. Даже если писать на ней чернилами, они не расплывались. А карандашом можно было писать очень, очень мелко. Что если попробовать написать на ней хотя бы основные результаты работы? Сколько это займет места? Два, даже три листика этой бумаги можно было сложить таким образом, что они заняли бы объем не более пуговицы средних размеров. Такую «вещь» может быть и можно будет передать при свидании. Это была очень трудная работа, не только потому, что приходилось писать микроскопическими буквочками, но и потому, что это нужно было делать так, чтобы решительно никто этого не видел, не только стража, которая ежеминутно наблюдала за нами через «глазок» в двери, но и другие работающие в лаборатории. <…> Свидание протекало обычно. Радость видеть дорогие лица смешивалась с сознанием горечи и бессмысленности своего положения. Быстро протекли положенные минуты. Прощаясь, я стал левым боком близко к З. В. Один из наблюдателей был за моей спиной, другой — за ее спиной. Я уронил носовой платок, который был в правой руке и тут же вложил пуговицу в ладонь З. В. Ладонь закрылась, рука не дрогнула и не двинулась. З. В. и В. А. вышли. Наблюдающий подал мне платок, который он тщательно осмотрел. Все было спокойно. Кажется, удалось! Я вернулся на шарашку счастливым. Рукопись была в верных руках. Рано или поздно она увидит свет. Я не сомневался, что на следующем свидании я найду возможным дать понять З. В., что рукопись нужно печатать независимо от моей участи.

Воспоминания Л. А. Зильбера // Киселев Л. Л., Левина Е. С. Лев Александрович Зильбер. 1894–1966: Жизнь в науке. М.: Наука, 2004